Книга Сулла - Евгений Смыков

Молодые нобили, остававшиеся в Риме, предприняли с рассветом 1 ноября конную вылазку, но потерпели неудачу. «Многие из них были убиты, и среди других благородный и прекрасный человек Аппий Клавдий. В городе началось обычное в таких случаях смятение — крики женщин и беспорядочная беготня, как будто он уже был взят приступом, и тут римляне увидели Бальба: гоня во весь опор, он прискакал от Суллы… Остановившись ненадолго, чтобы дать передышку взмыленным коням, он приказал поскорее взнуздать их снова и напал на противника. Тем временем появился и сам Сулла» (Плутарх. Сулла. 29. 5–7). Он расположил свои легионы напротив Коллинских ворот, близ храма Венеры Эруцины (Аппиан. ГВ. I. 93. 428).

Плутарху не откажешь в писательском таланте — в немногих словах он красочно изобразил момент наивысшего напряжения. Враг у ворот, поражение храбрых юношей из аристократических семей, гибель многих (и, конечно, лучших) из них — и появление Бальба как deus ex machina,[1220] а затем и Суллы. Жители Вечного города, а вместе с ним и читатели Плутарха могли перевести дух.

Но опасность еще не миновала. Армия Суллы сильно утомилась после марша по Пренестинской дороге. Проквестор Луций Манлий Торкват и легат Гней Корнелий Долабелла уговаривали его дать людям отдохнуть — ведь перед ними не многократно битые марианцы, а грозные самниты (очевидно, в штабе Суллы еще не знали об объединении сил тех и других). Но главнокомандующий торопился начать бой. Около трех часов пополудни он дал сигнал к бою (Плутарх. Сулла. 29. 7–8). Картина напоминает ту, что диктатор изобразил в мемуарах применительно к битве при Сакрипорте.[1221] Спешка объяснялась, повидимому, тем, что Сулла опасался подхода неприятельских подкреплений. Какоето время для отдыха (часа два, не больше), конечно, воины получили, однако это был, так сказать, активный отдых — им пришлось оборудовать лагерь. Но затем — в бой.

Сулла, видимо, слишком уверовал в силы своих «чудобогатырей». Однако он едва не поплатился за такую нерасчетливость. На правом фланге, которым он командовал сам, дела шли хорошо, но вот с левого стали поступать дурные вести. Оставив руководить правым крылом Марка Красса, он поскакал на своем белом коне на выручку. «По этомуто коню узнали его двое из врагов и направили на него свои копья. Сам Сулла этого не заметил, но его конюх успел хлестнуть коня и заставил отскочить его как раз настолько, чтобы копья воткнулись в землю у самого хвоста. Рассказывают, что у Суллы было золотое изваяньице из Дельфов, которое он в сражениях всегда носил спрятанным на груди, а в этот раз, целуя его, обратился к нему со словами: «О Аполлон Пифийский, ты, кто в стольких сражениях прославил и возвеличил счастливого Суллу Корнелия, кто довел его до ворот родного города, неужели ты бросишь его теперь вместе с согражданами на позорную гибель?»» (Плутарх. Сулла. 29. 912; см. также: Annum. ГВ. I. 93. 429).

Однако даже вмешательство главнокомандующего не изменило положения. Под натиском храбрых самнитов и луканов солдаты Суллы обратились в бегство. Они кинулись к Коллинским воротам. Но воины гарнизона вскоре закрыли их, видя, что в город вместе со своими проникают и враги. Беглецы получили хороший стимул к тому, чтобы драться до конца. Многие из них погибли, равно как и вышедшие посмотреть на битву горожане. Коекто будто бы помчался к Пренесте предупредить Офеллу, что Сулла разбит и погиб, Рим в руках врага и вообще нужно сниматься с лагеря и спасаться (Плутарх. Сулла. 29. 13–15; Аппиан. ГВ. I. 93. 430). Но кто знает, уж не самниты ли с марианцами подослали этих паникеров? А может, их и не было вовсе? Во всяком случае, Офелла продолжал осаду Пренесте и не думал никуда уходить.[1222]

Плутарх изображает дело так, будто разбитые воины левого крыла сидели в лагере, пока не узнали о победе солдат Красса (Сулла. 30.1). Но где же был в это время неприятель? Очевидно, писатель сгустил краски, чтобы пощекотать нервы своих читателей[1223] В ожесточенном ночном бою левый фланг обратил врагов в бегство и захватил их лагеря.[1224] Вероятно, на помощь им подоспели присланные Крассом подкрепления.[1225] На поле битвы остались Понтий Телезин и марианский командир Авл Постумий Альбин. Беллей Патеркул пишет, что лицо Понтия сохраняло выражение, подобавшее не побежденному, но победителю (Аппиан. ТВ. I. 93. 430–431; Беллей Патеркул. П. 27. 3; см. также: Ливии. Периоха 88; Флор. III. 21. 23; Орозий. V. 20. 9).[1226]

Глубокой ночью прискакали люди от Красса. Они сообщили, что войска правого крыла, разбив врага, преследовали его до Антемны и там расположились лагерем, а теперь не прочь получить продовольствие из основного лагеря {Плутарх. Сулла.).[1227] Хотя главнокомандующий не спал всю или почти всю ночь, он поспешил к Антемне. Там к нему прислали парламентера, прося даровать им жизнь, три тысячи уцелевших врагов. Полководец обещал им жизнь, если они нападут на другой отряд неприятеля. Те поверили его посулам и атаковали недавних товарищей по оружию. Уцелевших с обеих сторон разоружили солдаты Суллы (Плутарх. Сулла. 30. 2–3).