Книга Сама себе враг - Виктория Холт

Мэри поморщилась, но возражать не стала. Она отказалась принимать новоиспеченную жену Джеймса, и той бы пришлось очень несладко, если бы не непонятное расположение к ней Карла.

Неделя летела за неделей. Я была бы совершенно счастлива, но меня не оставляли мысли о смерти Генри и о недостойном поведении Джеймса.

Анна Хайд стала матерью, но мальчик родился очень хилым, так что похоже было, что он не жилец на этом свете.

– Жаль, что Джеймс так поторопился со свадьбой, – заметила я по этому поводу. – Если дело было в ребенке, то его все равно вот-вот приберет к себе Господь.

Каков же был мой восторг, когда сэр Чарльз Беркли во всеуслышание заявил, что был любовником Анны и что ему известны имена еще нескольких джентльменов, которые пользовались ее благосклонностью. Это означало, что отцом младенца мог быть вовсе не мой сын!

Я, разумеется, хотела первая сообщить об этом Джеймсу, но молва уже донесла до него это известие и бедняга от огорчения слег. Несколько дней мы даже опасались за его жизнь.

Анну Хайд изгнали из круга приличных людей. Ее отец был так потрясен всеми этими новостями, что отрекся от нее. Тем не менее я настаивала, чтобы Карл все же отправил его в отставку, однако король решительно воспротивился этому, сказав, что граф Кларендон (так звался теперь этот человек) – отличный канцлер и ни в чем не провинился.

Приближалось Рождество, и Карл хотел, чтобы мы с Мэри и Генриеттой встретили его в Лондоне. Я не возражала. Мне доставляло истинное удовольствие наблюдать за веселой и вовсю флиртующей с молодым Бэкингемом Генриеттой; кроме того, я радовалась, что у меня наконец-то наладились отношения с Мэри.

Но незадолго до праздника моя старшая дочь захворала. Она уже несколько дней чувствовала себя неважно, однако мы думали, что это обычная простуда. Каков же был наш ужас, когда открылось, что это – оспа!

Карл потребовал, чтобы я и Генриетта немедленно покинули Уайтхолл.

– Отправляйтесь в Сент-Джеймс и оставайтесь там, – сказал он.

– Пускай Генриетта перебирается туда без меня, – ответила я. – Мой долг – ухаживать за Мэри!

– Вы не должны входить в покои больной! – решительно заявил Карл.

– Мой мальчик, – возразила я, – ты, конечно, король и можешь приказывать мне, однако Мэри – моя дочь, и я имею полное право ухаживать за ней и облегчать ее страдания.

– Но вы понимаете, что тоже можете заболеть? – спросил Карл.

– Конечно. Я отлично знаю, что такое оспа. Но моя дочь нуждается во мне, – спокойно ответила я.

Карл пристально посмотрел на меня и веско произнес:

– Матушка, Мэри находится при смерти, и сейчас не время пытаться обратить ее в вашу веру.

– Но я просто хочу ухаживать за ней! – возразила я.

– Вы же не сиделка. Как вы сможете делать это? Забирайте Генриетту и отправляйтесь в Сент-Джеймс. Вы никогда не простите себе, если заразите Генриетту, – сурово произнес Карл.

Этот довод подействовал на меня, и я заколебалась. Мысль о том, что что-то может случиться с моей дорогой девочкой, до крайности напугала меня. Но, с другой стороны, Мэри тоже была моей дочерью. Генри уже умер еретиком, неужели та же судьба ожидает и Марию?

– Матушка, я запрещаю вам оставаться в Уайтхолле, – тихо произнес Карл, и его слово оказалось последним. Я и Генриетта уехали в Сент-Джеймс, и мы молились там за страждущую, прося Господа вразумить ее и призвать к себе католического священника.

Увы, наши молитвы не помогли, и в канун Рождества Мэри навсегда покинула нас. Ей было всего двадцать девять лет.

Карл оставался с ней до самого конца. Ее смерть глубоко огорчила его. Он был так привязан к своим братьям и сестрам!

– Да что же это за напасть такая?! – вся в слезах восклицала я. – Мои дети умирают один за другим! Сначала Елизавета, потом Генри… теперь Мэри! За что, Господи, за что ты так прогневался на мою семью?

– Господь вряд ли ответит вам, – мягко, но нетерпеливо перебил меня Карл. – Вот что, матушка, когда Мэри умирала, а умирала она в полном сознании, ее очень терзала одна мысль.

Я с надеждой посмотрела на него, но он отрицательно покачал головой.

– Нет, матушка, это совсем не то, о чем вы подумали. Мэри осталась верной протестанткой. Ее беспокоило то, как плохо обошлась она с Анной Хайд. Она призналась мне, что сама способствовала распространению дурных слухов об этой женщине, тогда как в глубине души никогда не верила им. Она сказала мне, что Джеймс всегда любил Анну, а она – его. И что он обещал жениться на Анне Хайд еще до того, как она стала его любовницей.

– Да бедняжка попросту бредила! – воскликнула я.

– Я же сказал вам, что Мэри до конца была в полном сознании, – нетерпеливо напомнил Карл. – Она полагала, что отыскались люди, с готовностью распускавшие всяческие сплетни об Анне из желания угодить вам. Больше всего Мэри упрекала саму себя и даже хотела просить у Анны прощения. Но я не мог допустить, чтобы женщина, у которой только что родился малыш, приблизилась к постели больной.

– Надеюсь, вы не поверили… – начала я, но Карл, не обращая внимания на мои слова, продолжал:

– Я опасался, что Анна тоже подхватит заразу, и потому сам отправился к ней и передал слова своей сестры. Я сказал, что принцесса Оранская Мария просит извинить ее и что я, король Англии, от имени Анны простил умирающую.

– Никогда в жизни не слышала ничего более бессмысленного! – возмутилась я.

Он легонько улыбнулся и промолчал.

Нашей следующей заботой стал Джеймс, который никак не мог оправиться от своей болезни.

– Эта женщина – ведьма, – сказала я Генриетте. – Сначала она околдовала его и заставила жениться на себе, а теперь, когда он отказался от нее, желает его смерти.

Генриетта ничего мне не ответила. Я не могла понять ее. Эта тихоня, такая худенькая, что Людовик даже прозвал ее когда-то «святые мощи», за последнее время расцвела и превратилась в настоящую красавицу. Благодаря ей хрупкость вошла в моду, и придворные дамы с помощью всяческих ухищрений пытались скрыть свои соблазнительные выпуклости. Генриетта полюбила развлечения, и рядом с ней неотлучно находился Бэкингем. О них даже начали ходить всяческие скандальные слухи. Карл же души не чаял в сестре, и на ее долю приходилось подарков, пожалуй, ничуть не меньше, чем на долю его фаворитки Барбары Кастлмейн, так что кое-кто, зная о его многочисленных любовных победах, осмелился даже намекать на некие особые отношения между ним и Генриеттой. Но это, разумеется, было возмутительной клеветой.

Тем не менее происходящее начало серьезно беспокоить меня, и я решила, что по возвращении во Францию надо будет поспешить со свадьбой Генриетты и принца Филиппа, который за время нашего отсутствия успел получить титул герцога Орлеанского, так как мой брат Гастон умер. Кончина Гастона не особо расстроила меня, потому что я никогда не могла простить ему его фрондерства.