Книга В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

24 августа на сессии Верховного совета основной доклад о политической ситуации в республике сделал Леонид Кравчук. Содокладчиками выступали депутаты: от коммунистического большинства — Александр Мороз (впоследствии — основатель Социалистической партии), от демократической оппозиции — академик Игорь Юхновский. В выступлениях были выдвинуты требования по принятию решительных действий в защиту национальных интересов Украины, реализации ее политического и экономического суверенитета. Высказывались предложения образовать Совет обороны Украины, осуществить окончательный перевод в собственность республики предприятий союзного подчинения, решить вопросы департизации правоохранительных органов и судьбу многочисленных воинских соединений, дислоцированных в республике. Национал-демократические депутаты, представители Народного руха настаивали на радикальных решениях и предложили принять судьбоносный правовой акт — объявить и зафиксировать законодательно независимый статус государства Украины. В конце заседания сессии Кравчук огласил содержание Акта о независимости Украины. Позднее откровенничал: «Я слукавил бы, если бы сказал, что десятилетиями лелеял мечту о независимости Украины. Первая надежда на это у меня появилась в 1991 году, сразу после выборов».

На собрании коммунистов, по численности занимавших главенствующее положение в парламенте (принятие Акта требовало конституционного большинства), выступил лидер Коммунистической партии Гуренко: «Сегодня мы должны проголосовать за независимость, потому что если мы этого не сделаем, то окажемся по уши в дерьме». Такого поворота от коммунистов не ожидали даже их оппоненты из националистической оппозиции. Депутат Левко Лукьяненко отмечал, что перед голосованием продолжалась напряженная борьба между деморализованными, но еще не сломленными коммунистами и Народной радой, которая была в меньшинстве. «Коммунисты сдались в 18 или 19 часов. Гуренко дал команду голосовать». Многие из них, потеряв поддержку в Москве, стали понимать, что местный национализм (превращавшийся в патриотизм) для них остается средством для выживания.

За Акт «о незалежности» проголосовало подавляющее большинство депутатов, против — четверо. Вне всякого сомнения, контролируемый тогда коммунистами Верховный совет сыграл свою главенствующую роль в создании самостоятельного украинского государства. Решения принимал высший законодательный коллегиальный орган — парламент, большинство в котором принадлежало коммунистам. «Многие из них носили партийный билет у сердца», — отмечал Кравчук в своих мемуарах. Проголосовала коммунистическая фракция «239», «позорно отдавшая чувство собственного достоинства на оплевывание агрессивному, горлохватскому меньшинству и ставшая затем проводником его политики».

После объявления результатов голосования в одно мгновение поменялась государственная символика: В. Черновил внес в парламент желто-голубой флаг как символ не только новой власти, но и новой идеологии. Символика — это не просто нечто прикладное, а политика и идеология. Государственный герб с серпом и молотом сменил трезубец.

Оппозиционные национал-сепаратисты впоследствии не скрывали, что они получили в союзники доморощенных «компартийцев», которые при голосовании исходили из конъюнктурных интересов, стремясь любой ценой оторваться от Москвы и таким образом самосохраниться в независимой стране. Мирный путь выхода Украины из состава СССР многие политики объясняют также и тем, что лидеры Коммунистической партии и административно-бюрократическая верхушка ЦК КПУ без каких-либо серьезных для себя потрясений заняла высшие государственные посты или перешла в руководящие звенья администрации президента, кабинеты нового правительства.

Кравчук вспоминает, что при обсуждении главного вопроса в парламенте складывалась «эмоционально напряженная ситуация», оппозиция остро реагировала на каждое слово его трехчасового доклада. Руховцы сначала склонялись к тому, чтобы не провозглашать «независимость государства», которую можно было получить только от коммунистического большинства при их положительном к этому отношении и совместном голосовании с оппозицией. Они предпочитали сначала нанести удар и запретить Компартию, провести департизацию правящей элиты и связанных с нею структур.

Следует отметить, что соглашательство и единство суверен-коммунистов и национал-демократов при голосовании за независимость не было таким уж необычным явлением, оно проявилось в парламенте годом раньше при принятии Декларации о государственном суверенитете республики. После принятия Декларации в целях сохранения своего положения большая часть партийной номенклатуры поменяла свою идеологическую ориентацию, вступила в сговор с националистическими кругами, сепаратистски настроенными галицийскими депутатами.

В одном из интервью Кравчук отмечал, что руховцы пытаются приписать только себе результаты: «создается видимость, что они водили моей рукой, когда я подписывал документы о незалежности». В плане исторической достоверности представляют интерес мнения и другой стороны — оппозиционной. Левко Лукьяненко, наиболее яркий и авторитетный представитель оппозиции, в парламенте возглавлял фракцию, в которую входили одиннадцать бывших политзаключенных. Они активно ратовали за провозглашение украинской государственной самостоятельности. «Если бы не гэкачеписты, — заявлял Лукьяненко, — мы бы все равно провозгласили независимость Украины, возможно, через год-два, мы быстро наращивали свои силы».

В ночь на 24 августа у оппозиции проявилось «чувство национального момента», когда все поняли, что есть шанс завоевать независимость, поскольку в парламенте наблюдали растерянных и деморализованных коммунистов.

Кравчук в дни ГКЧП «очень хитро крутил», ждал, на чьей стороне будет победа. В силу своей психологии он не мог проиграть. «Он не из тех, кто идет ва-банк и становится или героем, или попадает в тюрьму». История подставила ему пьедестал под ноги. Кравчук оказался вознесенным Коммунистической партией на Олимп верховной власти, его карьеру двигали братья по партии с депутатскими мандатами. В последующем он в унизительном тоне отзовется о своем партийном лидере Гуренко, который в ходе всей беседы с генералом Варенниковым не обмолвился «ни одним словом», как сидел, «скрестивши руки на столе», так и просидел больше часа, «совсем не шелохнувшись». Кравчук упоминает и мою персону: в его мемуарах председатель КГБ выглядит так, что в дни ГКЧП главный контрразведчик был на рыбалке. Это хорошо, что клеветал именно так, а не иначе, ведь Кравчук мог нафантазировать больше, например, что председатель КГБ уехал на эти дни посоветоваться в Москву или занимался вывозом туда вагонов с украинскими секретами и архивными материалами (об этом лживо писала бульварная пресса). О причинах такой писанины недоумевал мой первый заместитель Шама, с которым мы были вместе с первых часов путча, как и многие рядовые сотрудники КГБ. «Что заставило Леонида Макаровича написать то, что, мягко говоря, не соответствует действительности?» — спрашивает в своей книге генерал-майор Нездоля, известный украинский чекист.

Но Кравчук на этом не успокоился. Он позволил себе за спиной Ивашко весьма некрасиво отозваться о нем, когда тот был уже в Москве. С той поры он прекратил с Кравчуком всякие отношения. «Считаю, что ни один из нас от этого ничего не потерял», — подвел Ивашко итог произошедшему.