Книга Хей, Осман! - Фаина Гримберг

Даже Эдебали умерил свой пыл, поняв, что призывать воинов при Османе убить Османова ближнего ортака, расправиться зверски, было бы уж слишком и могло оборотиться против самого Эдебали!

Михал и люди Михала сели на своих коней и поскакали прочь от вытоптанного большого луга, где толпился большой воинский совет... Они отдалялись быстро... И только тогда шейх Эдебали сказал слова своего решения:

- Я не говорю против хорошего полководца, я говорю против нечестивца! Если Куш Михал примет правую веру, тогда он — наш человек! А если он останется нечестивцем, разве мы не вправе пойти на Харман Кая, убить его как неверного, враждебного нам, и взять положенную нам добычу? Разве мы не вправе?!..

Одобрительный гомон-гул был ответом. Наконец-то шейх Эдебали соизволил обратиться к Осману:

- Разве мы не вправе идти походом на владения нечестивца, враждебного правоверным? Что скажешь, султан Гази?

Осман всем нутром своим учуял, воспринял ту тишину, что обняла, обхватила воинское сборище в ожидании его слов. Ждали его слов! И это было хорошо, тишина эта... Медленными, нарочито медленными шагами Осман вернулся на возвышение, повернулся лицом к толпе, к шейху. Теперь Эдебали принуждён был чуть запрокинуть голову в зелёной чалме, чтобы смотреть на Османа...

- Большой совет кончен! - произнёс звучным своим голосом Осман, будто и не слыхал вопросов шейха, обращённых к нему. - Готовьтесь к большому походу, коней и оружие готовьте. Времени будет у вас довольно. Может, и три месяца, а, может, и половина года. Готовьтесь. Боле никаких приказов не даю вам покамест... Боле никаких! - повторил. И добавил: - А приходят в правую веру, когда воспринимают чистоту и благость её. Тот, кого обращают в какую бы то ни было веру насильно, только и думает, как бы воротиться назад, к вере своей прежней. На этих словах завершаю совет!..

Осман сошёл с возвышения и направился к той коновязи, где привязан был его конь. Ближние люди последовали за ним, почти все, кроме нескольких, которых он хорошо заприметил; заприметил, как они подошли к шейху... Толпа медленно рассеивалась в разные стороны, шли к коновязям, садились на коней; но и подле шейха не так мало воинов сгрудилось...

Когда совсем стемнело, Осман прошёл в покой, где спал его старший сын. Он разбудил Орхана, поспешно вскочившего и преданно глядевшего на отца... На том сборище-совете Орхан был при отце... Осман не стал пускаться в обширные объяснения:

- Послушай меня, Орхан, - сказал только, - я теперь, сейчас еду в Харман Кая. Один. Совсем один. Три дня там пробуду. А ты помни: ты - мой наследник, будущий султан, ты - воин, защитник своей матери, своего брата младшего и сестёр своих! Помни! И действуй соответно. Что бы со мной ни случилось, держава наша должна выжить и I жить! Ежели дело дойдёт до моей гибели, до битв междоусобных, сражайся, не останавливаясь ни перед чем. Храни державу. Она покамест - как тугой бутон цветка розы. Но ей суждено будет расцвести пышно. Роза эта не одной лишь сладостью ароматной, но и кровью пахнет и будет пахнуть. Как роза девицы, женщины[282], - сладкая и горькая, кровавая и палящая пламенем любовным... Жизнью пахнет!.. - Осман быстро усмехнулся, запахнул тёмный плащ и вышел, не обернувшись. И вскоре уже скакал одиноким всадником по дороге в Харман Кая...

К своему удивлению, он увидел, что Михал не отдал никаких распоряжений об укреплении крепости. Даже караул у ворот не был удвоен. Осман подъехал к стражникам, они узнали его. Осман спросил коротко, в крепости ли Михал. Отвечали почтительно и утвердительно. Османа проводили в дом также с почтением большим. Не было похоже, чтобы хоть кто спал в нынешнюю ночь в доме Михала. Осман повелел усмешливым голосом слугам:

- Скажите вашему господину, что султан прибыл и желает увидеться с ним!

Прошло так мало времени, что не успел бы Осман прочесть в уме первую суру, а Михал уже выбежал к нему, поспешный, в домашней распашной робе. Подходя к Осману, замедлил шаг, поклонился. Просил прощения за свой вид, спрашивал, не угодно ли Осману поужинать.

- Да, - сказал Осман дружески. - Вели подать ужин, я проголодался. И ещё вот что, - Осман говорил спокойно, будто о чём-то обыденном, - домашние мои - в Йенишехире. Можно тотчас снарядить твою жену в дорогу и отвезти в Йенишехир, там она будет под охраной верных людей; будут её охранять, как моих домашних охраняют... - Осман сбросил плащ на руки слуге, другой слуга суетился, помогая Осману снять сапоги для верховой езды... Михал ещё раз поклонился и сам распахнул перед Османом дверь в малый покой, где уже хлопотали слуги. Осман тотчас заметил, что накрыт скатертью низкий стол, а на ковёр положены кожаные подушки для сидения. Всё делалось для удобства Османа. Внесли таз и кувшин для умывания рук. Михал сам поднёс на обеих руках полотенце особливое Осману. Осман не возразил, принял как должное. Слуги поставили кушанья. Сел почитаемый гость, за ним и хозяин поместился на подушке, скрестив ноги. И лишь когда слуги вышли (хотя что уж, они ведь всё равно знали обо всём), Михал сказал Осману:

- Благодарю тебя, султан Гази, ты не забываешь своего ортака...

- Брось! - Осман сдвинул брови, показывая досаду. - Ты хочешь, чтобы я подумал, будто бы ты осмелился издеваться надо мной?!

- Хорошо! Тогда я скажу попросту: ты здесь - и мне этого довольно для защиты. А жена моя должна оставаться в доме мужа...

- Ты не догадывался, что я приеду? Не верю...

- Не то чтобы не догадывался. Загадывал...

- Караул не удвоил, крепость открыта... - говорил Осман дружески-укорительно.

Михал взмахнул рукою легонько:

- Неохота! От кого я стану защищаться один? От тех твоих людей, с которыми в походы воинские ходил? Да я и не боюсь! Эдебали не победит.

- Не боишься напрасно, - обронил Осман. Они говорили на тюркском наречии, вставляя греческие слова.

- Если пропаду, пропаду с тобой! Никакая рука надо мной не будет. Один ты...

- Знаешь, слыхал, что решили?

- Уже знаю...

- Ты напрасно не боишься шейха Эдебали. Он не станет бросать слова на ветер!

Михал посмотрел на Османа, положив руки на колени.

- Если Эдебали прикончит меня, следом ты пойдёшь под ножи его головорезов.

- Ты уж не пугаешь ли меня? - Осман разглядывал Михала, то опуская, то поднимая глаза.

- Разве я что новое сказал? Ты и без меня всё знаешь, как оно есть...

- Я знаю. Я приехал сейчас сюда в Харман Кая, чтобы тебя защитить.

- Я благодарен, - тихо сказал Михал.

Осман обгладывал ножку индюшачью. Поданы были цыплята, зажаренные и политые мёдом, рыба, начиненная толчёными ореховыми ядрами...