Книга Огонь - Сара Б. Элфгрен

Обида опять просыпается в ней. Она берет стул, ставит его к столу. Приборов ей тоже не положили. Она идет к полке, достает тарелку, чашку для чая.

— Доброе утро, — говорит она.

Никто не отвечает. Никто не смотрит на нее. Будто она стала невидимой. А вдруг магия Ванессы оказалась заразной и передалась ей?

Но тут она замечает, что Расмус исподтишка косится на нее и хихикает.

— Ну что, сегодня будем праздновать весну? — спрашивает папа у Лотты и Расмуса.

Оба усердно кивают.

— Обожаю день весеннего равноденствия, — говорит Лотта. — Потом дни становятся длиннее, чем ночи.

— Точно, — говорит папа, взъерошивая ей волосы. — И это очень приятный повод для праздника, правда?

— Извините, что я пришла домой поздно, мне пришлось… — начала Ида.

— Вчера я проходила мимо офиса «Позитивного Энгельсфорса». Они очень красиво все украсили, — говорит мама, не глядя на Иду.

— Можешь дать мне масло? — просит Лотта.

— Передай мне, пожалуйста, масло, — поправляет ее мама и передает Лотте масленку.

— Что происходит? — спрашивает Ида. — Почему вы меня игнорируете?

Никто не отвечает. Лотта намазывает толстый слой масла на хлебец, потом пальцем снимает с ножа остатки масла и отправляет их в рот.

— Лотта, что за свинство, — возмущается Ида.

— Не надо так делать, — спокойно говорит мама, отбирая у Лотты нож.

Папа хрустит хлебцем. Никто не говорит ни слова. Только Расмус давится смехом.

— Тебе очень весело? — спрашивает Ида.

Расмус опускает голову и тыкает пальцем в хлебные крошки на столе.

— Вчера в офисе «Позитивного Энгельсфорса» я встретила Эрика, — говорит мама папе. — Он очень ждет сегодняшнего школьного праздника. Говорит, там наградят лучшего молодого члена «ПЭ». По-моему, надеется, что выберут его. Но вслух он этого, конечно, не говорит.

Папа и мама заговорщицки улыбаются друг другу.

— Может, кто-нибудь скажет, в чем я провинилась? — спрашивает Ида. Она не хочет потерять еще и родителей. Без них она останется совсем одна.

Все молчат. Лотта вздыхает, продолжая жевать с полуоткрытым ртом.

— Вы явно считаете меня в чем-то виноватой! — говорит Ида, но голос срывается, и ей приходится несколько раз проглотить слюну, потом она может продолжать: — Было бы неплохо, если бы и я знала, в чем дело.

— Ты все прекрасно знаешь.

Мама не смотрит на Иду.

— Нет, — отвечает Ида, стараясь говорить спокойно. — Не знаю.

— Нам сказали, что ты начала общаться с криминальными элементами. Ты отказываешься говорить со мной и с папой. Затем ты почти на все выходные исчезаешь, причем берешь без разрешения машину. Приходишь домой ночью. То есть относишься к нам наплевательски. Мы решили тоже игнорировать тебя.

Иде кажется, что в нее воткнули нож и теперь проворачивают его, кромсая сердце на части.

— И что мне теперь делать? — спрашивает она, не в силах удержать слезы, которые льются из глаз и падают ей на колени. — Просить прощения? Пожалуйста. Я прошу у вас прощения. Извините. Я была не я.

— Мы это заметили, — сказал папа.

— Что вы хотите? Чтобы я вернулась к Эрику ради вас? Это невозможно!

— Ты поддерживаешь тех, кто обливает грязью сына наших друзей… — начала мама.

— Но это правда! Все это правда! Он сделал это!

Ида больше не может сдерживаться. Все смотрят на нее. Мама, папа, Расмус и Лотта.

— Вы просто не знаете Эрика! — продолжала Ида. — Он свинья! Он всю свою жизнь травил ребят! Знаете, что он в седьмом классе сделал с Элиасом Мальмгреном?

— Все мальчишки иногда ссорятся, — сказала мама. — Это естественно.

— Он вырвал у него сережку из уха, так что кровь полилась во все стороны… А еще он тогда сказал, чтобы все были осторожны, потому что у геев часто бывает СПИД…

— Довольно, — ледяным тоном сказал папа, кивая на Лотту и Расмуса.

— А я тогда была с ним, — Ида не останавливается. — Смотрела на все это и смеялась! Была такая же свинья, как он. И вы тоже свиньи… Называете родителей Эрика своими друзьями, а за спиной про них говорите гадости.

— Прекрати! — кричит мама.

Ида смотрит на нее. Слезы текут у нее по щекам. Расмус и Лотта с испугом следят за происходящим.

— Ида, — говорит папа. — Мы очень волнуемся за тебя. Но пока ты не образумишься, ты не являешься членом нашей семьи. Нам нужно, чтобы ты по-настоящему осознала свою вину. И главное, изменила поведение.

Ида поворачивается к маме, от слез она не может говорить:

— Мама… мамочка… пожалуйста…

В глазах мамы проскальзывает сочувствие, но она отрицательно качает головой.

Ида встает из-за стола. Она дрожит всем телом так сильно, что едва может идти. Плохо понимая, что делает, Ида одевается, берет школьную сумку.

Хоть бы мама окликнула ее, попросила вернуться. Хоть бы папа выбежал за ней в прихожую, сказал, что ссора зашла слишком далеко.

Ида готова все забыть. Все простить. Ссора осталась бы просто неприятным воспоминанием, спрятанным в самом дальнем уголке памяти.

Но никто не вышел. Никто ее не окликнул.

Ида нажала ручку двери и подождала еще секунду.

С кухни слышался звон посуды — кто-то убирал со стола.

Ида открыла дверь и вышла на улицу.

* * *

Ванесса медленно идет через школьный двор. На входных дверях висят две ярко-желтые афиши. На одной написано «ПЭ». На другой — «Праздник Весны».

Ванесса достает мобильный и смотрит на дисплей. Все утро у нее почему-то не было связи.

А вдруг Вилле пытался до нее дозвониться?

Вилле позвонил Элин из машины. Сказал, что дядя заболел, ему срочно пришлось ехать в Стокгольм и, сколько он там пробудет, не знает.

Слушая его, Ванесса с удивлением отметила, как убедительно он врет. Как легко. Как привычно.

— Спасибо, — сказал он ей позже, когда они стояли на перроне. — Я правда все равно не понимаю, что произошло. Но, кажется, ты спасла мне жизнь.

Теперь он в безопасности. Но Юнте мертв. Его убили Кристер и Хелена.

Ванесса поднимается по школьной лестнице, входит в вестибюль и видит на всех стенах желтые гирлянды и большие бумажные солнца.

Возле доски объявлений стоит большая толпа. Слышатся возбужденные голоса. Несколько раз упоминается имя Линнеи. Ванесса подходит ближе.

На доске объявлений тоже висит афиша праздника. На ней кто-то черным фломастером приписал: «ПЭ» — «убийцы». И приклеил фотографии Эрика и Робина. Их глаза обведены черным, лица изрезаны чем-то острым.