Книга Свет в окне - Елена Катишонок

Деловито осмотревшись, Володя спросил:

– Вы тут жить собираетесь или как?

И добавил, опередив Ольгино «нет!»:

– Я почему спрашиваю. Потому что, если жить, то надо всю сантехнику менять, там в туалете стояк вроде нормальный, я посмотрел… Я почему спрашиваю, дорого потому что. Доставать надо; это не проблема, я на стройке договорюсь, но дешево не получится.

Руки у него оказались очень сильными и ловкими. Легко содрал старый войлок, окаймлявший дверь кладовки, заглянул внутрь. Продолжал говорить, наполовину скрывшись за дверью:

– …потому что если сдавать собираетесь, то это все равно что для себя, чтобы претензий не было. А если менять, то новые жильцы переделают по-своему, тогда и рамы можно старые оставить. Зашпаклюю аккуратненько, покрашу; классно получится. Шпингалеты новые поставлю, дверные ручки… чтобы в одном стиле. На лампу плафон, а то что ж это, как в парадном.

Ольга показала стенку с пятном. Володя глубоко завел палец под шелушащуюся краску и долго отряхивал руки.

– Стенка проблемная, конечно. Зависит, какая там штукатурка. Калорифер оставьте на ночь, я завтра взгляну, как она сохнет.

– Это не опасно?

Он снисходительно улыбнулся:

– Масляный обогреватель безопасен. Боитесь, так не ставьте на максимум, и все дела.

Спустя минут десять углубленной ремонтной беседы Ольга решилась, наконец, спросить об оплате.

– Работа сто пятьдесят, вместе с краской и белилами. А вот унитаз и раковина, с кранами там… это отдельно. Вы хотите новые, да?

– Старые вроде есть, – усмехнулась Ольга.

– Я почему спрашиваю, чтобы прикинуть… Плюс арматура. Как ни крути, меньше полтинника не получится: доставать надо. Так что все вместе двести. Плафончик я не считаю, у меня лишний есть.

Ольга опасалась, что, если ремонтная эпопея будет такой же подробной, как этот разговор, то она растянется на месяцы, но интеллигентный Володя обещал управиться «недели за три» и об авансе не заикнулся.

Она медленно шла по улице. С того февральского вечера многое изменилось. На газонах зеленела ровная густая трава. Проезд, у которого висел знак «ОСТОРОЖНО АВТО», был перекрыт забором, да и знака больше нет. Пустырь обещал стать сквером, а пока превратился в зеленый лоскут, косо перерезанный асфальтированной дорожкой. Окошко ларька «Прием стеклотары» заколочено досками. Если убрать табличку с названием улицы и не смотреть на дом, то легко представить, что находишься вовсе не здесь.

Только эта квартира никогда меня не отпустит.

Все; теперь на три недели, по крайней мере, можно забыть о ней и заняться философией. «Разумеется, философию спинозизма нельзя считать прямой экстраполяцией гоббсизма».

Вот привязалась фразочка!..

Английский Ольга сдала легко. Набор разговорных тем – «топиков» – не представлял собой ничего интересного, хотя давал пищу для ума, как и с кем можно было бы вести непринужденную беседу на тему «Дружба Маркса и Энгельса». При этом потягивать какой-нибудь там «мартини». Какое отношение этот захватывающий сюжет имеет к технологии геологоразведки? Да никакого; «топики» одни и те же для всех специальностей. Как и «Достопримечательности Лондона»: очень актуально знать, где расположен Букингемский дворец, справа или слева от Вестминстерского аббатства, и далеко ли Тауэр от Британского музея. Почему-то не упоминается знаменитый Лондонский мост – наверное, составители не читали «Принца и нищего»; зато есть теплая фраза: «Лондонцы очень любят свой город». Знали бы эти составители, что лондонцы не только свой город любят. В школьном учебнике жила образцовая лондонская семья, регулярно посещавшая столицу нашей Родины Москву. Тогда Ольке не приходило в голову, почему бы этим фанатам не попросить политического убежища… Ладно; сдала – и все. Предстояла философия, потом – страшно подумать – защита. В промежутке – обмен. И чтобы новая квартира находилась как можно дальше отсюда, от этой улицы и этого дома. Если нельзя на другой планете, то хотя бы в другом районе.

Во вторник ездила смотреть одну квартиру, где все подходило: не жилплощадь, а любовь с первого взгляда. Хоть сейчас переезжай, если вторая сторона согласится.

Вторая сторона представляла собой разведенную пару. В бюро по обмену Ольге сказали, что существует два стандартных варианта: смерть одного из супругов или развод. Подумала: а велика ли разница?

Хозяйка квартиры, брюнетка лет сорока с чуть раскосыми глазами, в глухом шерстяном, несмотря на теплый день, свитере и длинной юбке, непрерывно курила. На двери одной комнаты блестел новенький английский замок. «Это моя, – пояснила хозяйка, – проходите. Окна на улицу, теневая сторона. Летом особенно хорошо». За окном цвел клен. С четвертого этажа было хорошо видно афишную тумбу на углу, кафе напротив и стеклянную витрину рыбного магазина. Вдоль тротуара стояли клены.

Женщина закурила новую сигарету и распахнула дверь во вторую комнату: «Я извиняюсь за свинарник, это мой бывший муж развел». Мебели почти не было, одна раскладушка у стены, неровно прикрытая одеялом. Ольга старалась не смотреть на «свинарник», но приходилось обходить белье, валявшееся прямо на полу, мятые газеты, монетки, обрывки веревок. Под окном лежали пустые пивные бутылки и скрученные в клубок носки. Рядом с раскладушкой примостилась тумбочка; на тумбочке лежал карманный фонарик и высилась стопка журналов «Наука и жизнь». Хозяйка привычно описывала, как, должно быть, делала для многих, кто приходил смотреть квартиру: «Одно окно на улицу, другое во двор. Эта дверь вообще-то во вторую комнату, там у меня шкаф стоит. Куд-да?! – яростно крикнула она, повернувшись к двери. – Не видишь – люди? Подождешь».

В проеме появился и тут же отпрянул маленький сутулый человек в криво застегнутом плаще. «Ходит… – процедила женщина сквозь зубы, – тень папы Гамлета, чтоб ему… Кухня – здесь, – почти выкрикнула, – да вы проходите, проходите». Остановилась у подоконника, закурила. Подняла светло-карие глаза, и такая боль была в этих глазах, в напряженном лице с запавшими щеками, что просто посмотреть в сторону Ольга не сумела. Взгляды встретились. Женщина покачала головой:

– Скорей бы уж разъехаться. Нет больше сил, верите? Пьешь – пей, но дай нам жить!

– У вас дети?

– Дочка, семь лет. Живет у моих родителей: не хочу, чтоб она видела своего отца скотиной.

Ленечка регулярно видел своего отца скотиной. Мать никогда это не смущало.

У нас никогда так не будет. Никогда.

Марина (так звали хозяйку) приехала на следующий день. Никакого предубеждения против деревянного дома у нее не было. Печку топить она умеет («у моих родителей печное отопление»). Трудно было понять, действительно ли ей нравится Олежкина квартира или затянувшийся обмен довел ее до отчаяния.

Согласилась выпить кофе («курить у вас можно?»), в то же время обводя кухню прицельным взглядом.

– Здесь всегда так тихо?