Книга Золотой человек - Мор Йокаи

Развиднелось; но солнца в густом тумане было не видать.

И все время приходилось идти: останавливаться на льду - опасное дело.

Пошел десятый час утра, а Тимару все не удавалось выбраться на берег.

Тут вдруг туман на миг поредел, и обозначился солнечный дик, похожий на тусклый, белый лик или на собственную бледную тень. Весь воздух наполнился мириадами сверкающих ледяных игл; искрясь и вздымаясь клубами, они сливаются в ослепительную дымку.

Теперь можно было и сориентироваться, да вот беда: солнце стояло так высоко, что в какой стороне восток - не угадаешь.

Однако солнце помогает увидеть нечто другое.

Оглядевшись по сторонам, Тимар сквозь сверкающую дымку тумана увидел справа вдали словно бы контуры крыши.

Где дом, там и земля. Тимар направился в ту сторону.

Солнце как проглянуло на миг, так же мгновенно и скрылось. Клубы тумана вновь сгустились над рекою, и Тимару снова пришлось пробираться вслепую.

Теперь он изо всех сил старался не сбиться с намеченного направления. Он шел ровным, размеренным шагом. На этот раз его расчет оказался верным; вскоре сквозь густую завесу тумана проступили очертания крыши. Наконец-то он наткнулся на человеческое жилье. Еще шагов тридцать, и он спасен.

Его отделяло от дома шагов десять, когда он увидел, что это мельница.

Должно быть, ледоходу удалось подобраться к ее зимнему пристанищу и утащить мельницу с собою или же нерадивый хозяин припозднился вытащить ее на берег. Острыми краями льдин борт мельницы был срезан так ровно, словно тут на славу потрудился умелый плотник, колоса разбиты в щепки, а самый сруб вмерз в ледяную толщу и был окружен льдинами, точно бруствером.

Тимар испуганно остановился перед мельницей. Мозг его был одурманен, как у человека, которому мерещатся призраки.

Ему вдруг вспомнилась мельница, затонувшая у периградского омута.

Не призрак ли той мельницы возник перед ним в конце пути, чтобы напугать его... или дать ему приют?

Но какой приют может дать дом, обреченный на гибель, изуродованная мельница, вмерзшая в лед?

Тимар испытывал мучительное желание проникнуть внутрь. Замок на двери был сорван, вероятно, когда мельницу трепало ледоходом, дверь была распахнута настежь. Тимар вошел. Механизмы были в целости, и Тимар не удивился бы, появись сейчас белым призраком мельник, чтобы засыпать в воронку зерна.

Крышу, балки, каждый выступ мельницы сплошь обсело воронье; при появлении Тимара одна-две птицы сочли за благо отлететь подальше, на их место тотчас же уселись другие. Остальные вороны не обратили на человека ни малейшего внимания.

Тимар чувствовал себя смертельно усталым. Восемь часов без передышки блуждал он по замерзшей реке, а обход ледовых барьеров лишь усугубил усталость; в желудке пусто, нервы взбудоражены, лютый холод сковывает все тело.

Устало опускается он на балку и едва успевает сесть, как глаза смежает сон.

Тимар с багром в руках стоит на носу "Святой Варвары", рядом с ним белолицая девочка. "Прочь отсюда!" - кричит он ей; корабль несет к водопаду, стремительно приближаются пенистые буруны над каменистым порогом. "Скорее в каюту!" Но девочка не двигается с места. Корабль вместе со всеми людьми летит вниз.

Тимар упал на пол и проснулся.

Лишь сейчас он осознал грозящую ему опасность: стоит ему уснуть, и он замерзнет.

Из всех способов самоубийства этот, несомненно, наиболее приятный. Но его чес еще не пробил, у него есть еще дела на этом свете.

Что скажут люди, обнаружив назавтра Михая Тимара Леветинцского замерзшим на этой затертой льдами мельнице? Как он здесь очутился? Думай, что хочешь!

Нет, Тимар не собирался умирать такой нелепой смертью.

Он вышел наружу.

Туман стоял густой, непроглядной мглою, словно бы сейчас была ночь, а не белый день. Вздох, обращенный к небесам, поглощает тяжелая, вязкая масса и не выпускает из плена.

Человек отрезан от всех живых существо, заживо погребен в этой непроницаемой толще тумана.

Неужели не найдется никого поблизости, кто бы вызволил его?

Как не найтись - найдется! Льды унесли мельницу вместе с мышами; мыши дождались, пока лед стал, и перебрались на берег. Мелкая цепочка их следов виднелась на слабо припорошенном льду.

Тимар вовремя заметил эти следы. Самые крошечные из млекопитающих вывели мудрого и могущественного человека на берег.

Через полчаса он очутился на твердой земле - чуть выше Уй-Сёня.

Теперь проще простого было отыскать дорогу, а затем и постоялый двор, где он оставил свою повозку. Следы его надежно затерялись в тумане: никто не видал, откуда он пришел.

В харчевне Тимар мигом управился с миской студня из говяжьих ножек - едой для кучеров, запил стаканом вина и велел запрягать. Он лег на дно повозки и проспал до самого вечера; сны его тоже были только о том, как он блуждал во льдах, и когда повозка подпрыгивала на ухабах, он просыпался с мыслью, что проваливается под лед.

Из Уй-Сёня он выехал поздно, поэтому добрался до своей усадьбы в Фюреде лишь на другой день к вечеру.

Туман сопровождал его всю дорогу, так что даже Балатон было не разглядеть.

Той же ночью Тимар призвал к себе рыбаков и узнал от них, что как раз на утро назначен первый подледный лов в этом году. Он велел своему виноградарю выставить вина и виноградной палинки, сколько потребуется.

Старый Галамбош, староста рыбаков, сулил очень удачный лов. Тимар поинтересовался, по каким признакам он это определяет.

Первая хорошая примета состояла в том, что Балатон рано схватило льдом; в такую пору, перед нерестом, рыба косяками заходит в залив. А вторая примета так и еще того лучше: к началу лова сам господин Леветинцский подоспел. Ведь ему всегда сопутствует удача.

"Сопутствует удача!.." - с тяжелым вздохом повторил про себя Тимар.

- Готов побиться об заклад, - сказал Галамбош, - что завтра и царь-рыбу выловим.

- Это что еще за чуда?

- Мощная, старая рыбина, его еще судак-король называют. Каждый балатонский рыбак с ним, можно сказать, знаком: кому он только ни попадался в сети, а вытянуть его так никто и н сумел. Только заметит, что в сети попал, и давай в песчаном дне хвостом яму копать; сделает под сетью подкоп, да и был таков. Страсть какой хитрый, стервец. За его голову награда объявлена, потому как он один рыбьей молоди больше губит, чем трое рыбаков вместе взятых. А уж до чего огромадная рыбина! Когда близко к поверхности держится, можно подумать, будто белуга. Завтра мы его как пить дать выловим!

Тимар не стал с ним спорить. Распустил весь народ по домам и лег.

Лишь сейчас он почувствовал, до какой степени устал.