Книга Сказание о Старом Урале - Павел Северный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За Благодать ларцем не откупишься.
– А, значит, и у вас мысль такая была? Стареет, дескать, командир. Старость податлива. Не богат Татищев, да и не святой, когда-то принимал подарки... А сказать вам, много ли Татищев нажил?.. Домишко в столице со всяким хламом памятным. Все найдется в нем, начиная от шведских ядер с поля Полтавы, но нет там ни одной вещи, чтобы душу стыдом коробила.
– Эх, Василий Никитич! Государыня все равно вашу гору Благодать какому-нибудь немцу подарит. Вот-то у вас заводчик-законник объявится!
– Страшные у вас мысли! В том и ваша сила, что не боитесь их высказывать. Но Благодать пока в моих руках. Без вашей подсказки вряд ли кто-нибудь на нее позариться посмеет. Скажите, как же вы, Акинфий Демидов, заводчик русский, поступите, когда борьба эта в столице начнется?
– В сторону отойду... Демидовы гору проморгали. У моего Мосолова и у вашего Ярцева дорожки-то к рудной канцелярии одной длины были, от берега Баранчи, когда Степан Чумпин руду им показал. Мосолов – отцовской выучки. Хозяину служит, но свои ноги бережет. Опередить себя в таком деле позволил.
– Да, у моего Ярцева смекалка получше оказалась. Сумел на вашей же шайтанской конюшне из всех коней лучшего выбрать, чтобы в крепость скакать с заявкой...
Демидов встал, и Татищев подумал, будто гость его все же пониже ростом, чем показалось вначале. Тяжелый взгляд заводчика не выражал ничего, кроме усталости.
– Позвольте, ваше превосходительство, откланяться.
– Благодарю за посещение. Как же считать мне теперь? Лежит первая жердь к нашей дружбе через былую трясину вражды?
– Лежит. Березовая, не ломкая. Была бы раньше положена – много бы обрелось в уральской земле чудес.
Татищев сам распахнул дверь кабинета, вышел с Демидовым рядом. Молча прошли они мимо примолкших чиновников. Уже на парадном крыльце обменялись глубокими поклонами. Никто не понял, кем же они расстались, врагами ли, союзниками... Но все запомнили: государственный хозяин Урала провожал до самого порога неожиданного гостя, признанного всем краем за самого самовольного уральского хозяина.
Судьба края была в их руках. Гнездо одного – в Невьянске, гнездо другого – в Екатеринбурге, сиречь Катерининске.
Татищев, воротившись в кабинет, знал, что государственный закон не примирить с демидовской волей.
Демидов, садясь в экипаж, думал, что для обещанной жерди в мост дружбы с Татищевым он срубит самую топкую березу...
На березах невьянского парка Демидовых обильные росы после студеных утренников исподволь начинали смывать яркость изумрудной листвы...
Вернувшись из поездки к Татищеву, Демидов больше недели бродил по дворцу и заводу мрачнее грозовой тучи. В правежных избах по его наказу было перепорото немало неповинных людей.
К хозяину наезжали из разных вотчин приказчики, вызванные для разговора наедине. Выходили от хозяина с бледными лицами, забывали надевать шапки....
Вечерами Акинфий частенько сидел в отцовском кабинете. Здесь все оставалось таким, каким было при жизни Никиты Демидова, будто он только на время вышел и вот-вот воротится назад.
Закрывая стенные отверстия слуховых труб, красовался на самом видном месте портрет царя Петра, присланный Демидову в подарок из-под Кизляра. В рамке под слюдой – собственноручное письмо царя. Чернила кое-где пожелтели, но почерк Петра, его размашистую вычурную вязь сразу отличишь от любой другой руки; в письме всего шесть строк: «Демидов, я заехал зело в горячую сторону. Велит ли бог видеться? Сего ради посылаю к тебе мою персону; лей больше пушкарских ядер и отыскивай, по обещанию, серебряную руду...»
В отверстиях слуховых труб можно услышать все, что творится во дворце. Но в эти вечера, сидя в отцовском покое, Демидов не прислонял уха к дырам, а думал, как ловче отписать Бирону про неудачу с откупом кушвинской горы.
Собственный просторный кабинет казался ему темным, когда он мерил его тяжелыми шагами, так и не находя решения. Устав от бесплодной ходьбы, он запирался в опочивальне и с теми же думами ложился в постель. К Сусанне не наведывался. По утрам она встречала его ободряющими поцелуями, на короткие миги смягчавшие его хмурость.
А Сусанна принимала по ночам Прокопия и была всегда готова выпустить его в потайную дверь. Эти ночные угарные часы окончательно опутали Прокопия, связали его разум. Теперь Сусанна знала, что власть ее над Прокопием так же сильна, как и над Акинфием. Клятвами в вечной любви добилась она наконец от Прокопия согласия увезти ее тайком с собой в столицу. Ехать решили вместе и поскорее...
Сусанне хотелось на волю, чтобы жить не под демидовским надзором и не на Урале, а в столице. Там – приволье, люди, веселье. Останется с ней Прокопий или нет – это казалось ей делом второстепенным. Самое важное – полная свобода. Ведь за Уралом Акинфий не настигнет, не тронет, а за молчание о некоторых невьяиских делишках она еще потребует тогда от Акинфия подношений, не менее ценных, чем получает сейчас Бирон. Давно помышляя о бегстве, она накопила немало ценностей. Хватит не на один год...
Наконец демидовский гонец отправился в столицу к Бирону с письмом и сундуком. Подняли этот сундук на возок четверо слуг... Долг был исполнен, пришло время покончить с монашеским образом жизни. Вечером, как только посыльный уехал, Демидов постучался к Сусанке. Изнутри в двери щелкнул ключ, и на пороге опочивальни Сусанна встретила своего хозяина горячим и долгим поцелуем...
Обещав Сусанне освободить ее от власти отца, Прокопий действовал не только под ее влиянием. Был у него и свой расчет. Его самолюбию льстило, что на редкость красивая и властная женщина будет всецело принадлежать ему одному, станет помогать его планам в столице.
Прокопий втайне страстно мечтал о титуле. Сусанна могла стать приманкой для тех, от кого это зависело. Он не был уверен в ее постоянстве, ибо уже не раз испытал лживость такого рода «роковых» женщин, но он рассчитывал удержать ее прочно около себя не чем иным, как страхом. Знает же она, что в любой момент может из столичных дворцовых зал угодить опять на Урал и кончить жизнь в любой шахте, на цепи, прикованной к тачке.
Отнимая у отца любовницу, сын не задумывался над тем, как тот переживет разлуку с Сусанной. Но он трезво оценивал риск, учитывал трудность побега, и готовился к нему весьма осмотрительно. Преданности и уважения к отцу у Прокопия не было. Раньше он просто боялся отца, ибо тот мог оставить сына без гроша. Но, побывав за границей по торговым делам фирмы, приобрел самостоятельность, ибо в его руках была теперь прибыльная торговля. Именно благодаря стараниям Прокопия удалось прославить на весь мир демидовское железо с маркой «Старый соболь».
Подготовляя бегство Сусанны, Прокопий тайно искал в вотчинах людей, готовых устроить это опасное предприятие,
