Книга Под напряжением - Джеффри Дивер

Улыбку на лице преступника сменило выражение внезапной задумчивости.

— Я буду профессиональным свидетелем-криминалистом на вашем процессе, — добавил Райм.

— Может быть, и там. А может быть, и где-то еще. — Он взглянул на брегет. — Не забывайте заводить.

И с этими словами ушел.

81

— Мне очень жаль, но это правда, Родольфо.

Былая энергия куда-то ушла из голоса собеседника Райма.

— Артуро? Нет. Нет, я не могу поверить.

Линкольн продолжал подробно описывать сложно спланированный Диасом заговор, в котором гибель его босса должна была стать частью миссии Часовщика в Мехико.

Наступила тяжелая пауза. Выдержав ее, Райм спросил:

— Он был вашим другом?

— Ах, дружба… По-моему, если речь заходит о предательстве, то жена, которая изменяет тебе с другим мужчиной, а возвращается домой только для того, чтобы позаботиться о детях и приготовить тебе горячий обед, совершает меньший грех, чем друг, который предает тебя из-за денег. Что вы на это скажете, капитан Райм?

— Предательство — симптом истины.

— Капитан Райм, вы что, буддист? Или индуист?

Райм рассмеялся.

— Нет.

— Однако вы становитесь философом… А я думаю, что сложных объяснений искать не надо. Ответ простой: Артуро Диас — сотрудник мексиканских правоохранительных органов, этим и объясняется его поступок. Здесь нам очень трудно жить, капитан.

— Тем не менее вы же продолжаете бороться, несмотря ни на что.

— Продолжаю. Но я ж не такой, как все. Как и вы, дружище. Вы бы не согласились зарабатывать миллионы написанием информационных отчетов о безопасности для корпораций?

— Какое в этом удовольствие?

И оба вполне искренне и от души посмеялись.

— И что же с ним теперь будет? — спросил мексиканец.

— С Логаном? Его осудят за убийства по всем совершенным преступлениям. За многие годы.

— Его приговорят к смертной казни?

— Не исключено, но не казнят.

— Почему? Из-за тех американских либералов, о которых сейчас так много говорят?

— На самом деле все гораздо сложнее. Дело главным образом в политической конъюнктуре. В настоящее время здешний губернатор не хочет давать разрешение на казнь приговоренных к смерти, так как считает это крайне неудобным.

— Особенно для преступников.

— Их мнение особенно никто не спрашивает.

— Наверное, да. И все-таки, несмотря на такое попустительство, капитан, думаю, что предпочел бы Штаты Мексике. Может быть, мне как-нибудь тайком перейти границу и стать нелегальным иммигрантом? Я мог бы работать в «Макдоналдсе», а по ночам заниматься расследованием преступлений.

— А я буду вашим спонсором, Родольфо.

— Ха! Мой приезд к вам столь же маловероятен, как и ваш визит в Мехико на стаканчик текилы.

— Не буду спорить. Хотя от текилы я бы не отказался.

— Ну что ж, по крайней мере один урок я для себя усвоил: мне, боюсь, надо поскорее выбираться из того крысиного гнезда, в которое превратился мой департамент. Может статься, что у меня…

Голос Луны вдруг сорвался.

— Что случилось, командир?

— Может статься, что у меня возникнут вопросы относительно улик. Я понимаю, что с моей стороны это, возможно, наглость, но вы понимаете всю серьезность обвинений.

— Да, конечно, я с радостью вам помогу.

— Отлично. — Смешок. — Может быть, через несколько лет, если мне посчастливится, я также смогу добавить к своему имени волшебные буквы.

— Волшебные буквы?

— В.О.

— Вы? Вы хотите уйти в отставку, командир?

— Шучу, капитан. Отставка не для таких людей, как мы. Мы умираем на посту. Будем же молиться, чтобы Господь продлил наши годы. А теперь — до свидания, дружище.

После завершения разговора с Луной Райм набрал номер телефона Кэтрин Дэнс в Калифорнии и сообщил о поимке Ричарда Логана. Беседа была очень короткой. И не потому, что Линкольн не был склонен к общению. Напротив, он пребывал в приподнятом настроении, радуясь своей победе.

Но начали проявляться последствия приступа дисрефлексии — он покрылся по́том словно холодной росой. Райм передал трубку Сакс, и Амелия завела с Кэтрин чисто женский разговор, а Линкольн тем временем попросил Тома принести ему виски «Гленморанж».

— Будь так добр. Пожалуйста. И спасибо.

Том налил в бокал приличную порцию и закрепил его в специальном держателе рядом со ртом своего босса. Райм пил через соломинку. Он несколько мгновений смаковал привкус дыма в виски и только потом делал глоток. Линкольн чувствовал тепло, удовольствие, хотя из-за них усиливалось и то проклятое ощущение страшной усталости, которое он испытывал на протяжении последней недели. Но Райм заставлял себя не думать об этом.

Когда Амелия закончила разговор, он спросил:

— Ты ко мне присоединишься, Сакс?

— Спрашиваешь!

— Мне хочется музыки.

— Джаза?

— Конечно.

Она взяла запись Дейва Брубека, сделанную на концерте в шестидесятые. Зазвучала «Тейк файф», волнующая и заразительная.

Сакс налила себе виски и села рядом с Линкольном. Ее взгляд продолжали притягивать доски с материалами следствия.

— Мы забыли кое о чем, Райм.

— О чем?

— О террористической группе. «Справедливость для Земли».

— Теперь это дело Макдэниела. Если бы мы нашли хоть какие-то улики, меня бы она заботила. Но… у нас ведь ничего нет. — Райм сделал еще один глоток виски и почувствовал, как нестерпимая усталость еще больше сковывает его тело и мысли. Однако еще на одну остроту он оказался способен. — Лично я думаю, что в своей «облачной зоне» они попали не на то облако.

82

Торжества по поводу Дня Земли в Центральном парке были в полном разгаре.

Приятным прохладным, хотя и немного пасмурным, вечером, в 18:20, агент ФБР стоял на самом краю Овечьей лужайки, оглядывая толпу, большую часть которой составляли протестующие по разным поводам, меньшую — отдыхающие и туристы. Толпа примерно из шестидесяти тысяч человек была одержима той или иной из нескольких модных проблем современности: глобальным потеплением, нефтью, крупным бизнесом, углекислым газом, парниковым эффектом.

И метаном…

У особого агента Тимоти Конрада глаза на лоб полезли, когда он увидел группу протестующих против выделения парнокопытными слишком большого количества кишечных газов. Метан от крупного рогатого скота, по их мнению, также пробивал дыры в озоновом слое.