Книга Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

Климов посмотрел на него и подумал, прежде чем ответить.

— Я бы лучше сфо… сфотограффф… — Это слово ему никак не давалось. — Лучше бы я сф-сфотографировался с женой, если бы у меня был фо-фотоаппарат, она ж-же умирает… Какое мне д-дело до остальных?

— Ну просто, все вместе, — неуверенно сказал Майор. — Мы же были вместе?

— Роза п-принесла мне п-пятьсот долларов, — сказал Слесарь, глядя на Зябликова прямым и открытым взглядом, совершенно не вязавшимся с его спотыкающейся речью, — Сама принесла, она д-добрая. Я перевел жену в дву-двухместную палату. Отстаньте от н-нас и дайте ей умереть с-спокойно.

— Понял, — сказал Зябликов, повернулся через левое плечо и пошел, поскрипывая своей ногой, по дорожке.

Среда, 9 августа, 13.00

До Ри Журналист сумел дозвониться только по мобильному, да и то не сразу, просто набирал каждые полчаса и наконец дозвонился из машины.

— Мне надо с тобой увидеться, Ри. Где это можно сделать? В клубе? — В клуб ему, по правде говоря, ехать не хотелось. — Или я подъеду к тебе домой?

Он остановился у перекрестка в пробке.

— Меня нет ни там и ни там, — сказала Ри. — Вы меня сейчас вообще не найдете. А что ты хочешь? Ты же сам сказал: как встретились, так и разлетелись.

— Мы хотим сфотографироваться, — сказал он, немного обиженный ее холодным тоном. — Мы просто сфотографируемся все вместе для газеты, а я напишу под снимком очень коротко, что с нами было. Это нужно сделать. Надо просто прийти в четверг и всем сняться возле суда, нам это не могут запретить.

— Мне надо посоветоваться. Перезвони мне минут через десять, — сказала Ри.

Пробка чуть продвинулась вперед и остановилась. Журналист попытался представить ее лицо, каким оно должно было бы предстать на этой фотографии, но почему-то уже не смог его сфокусировать. Прекрасные черты Ри и раньше казались ему как бы не совсем определившимися, но там, в суде, они все отчетливее прорисовывались и собирались, а теперь растворялись и расплывались. Он подождал, соображая, с кем это она будет советоваться. А что тут думать — с Муратом, конечно. Он догадался, что она ему ответит, но все-таки перезвонил из вежливости, тем более что пробка опять продвинулась на десять метров и опять встала.

— Мне не советуют это делать, — сказала Ри. — И вообще, до четверга, когда вы все это наметили, я уже улечу в Алма-Ату, и потом… Пойми, Кузя, я же спортсменка, это во мне с детства. Проиграл — значит, просто признай свое поражение, и все. Может быть, тебе повезет в следующий раз.

— Жалко, — сказал он и собирался повесить трубку — машины как раз поехали.

— Кузя, — сказала она, — помнишь, ты у меня спрашивал, зачем я подарила Анне Петровне свой старый мобильник?

— Ну. — Ему было неудобно прижимать телефон к уху левой и в то же время переключать передачу правой рукой.

— А потом мы с тобой еще собирали для нее деньги, я даже ходила брать у Розы? Зачем? Я сейчас тут долго сидела и думала.

— Ну? — сказал он.

— Мы просто хотели от нее откупиться.

— Жалко, — еще раз сказал он после паузы и дал отбой. Он был уже на светофоре.

Среда, 9 августа, 17.00

Клавдия Ивановна Швед долго не открывала Зябликову дверь, расспрашивала через дверь, для чего им фотографироваться. Старшина терпеливо объяснял:

— Мы должны выполнить свой гражданский долг, Клава. И потом, что вам стоит сфотографироваться, это никого ни к чему не обязывает.

— Но я сейчас не могу, может, через недельку…

— Клавдия Ивановна! Вы присяжная! Мы должны выполнить свой долг до конца!

Майор стоял прямо напротив двери и рубил ладонью воздух, как будто убеждая дверь. Наконец она открылась, и он сразу понял причину, по которой «Гурченко» настаивала на отсрочке: под глазом у нее был большой багровый синяк.

— Ну, видите, Старшина, — сказала «Гурченко» не обычным своим напористым тоном, а, наоборот, как бы оправдываясь. — Он совсем распоясался с тех пор, как меня лишили статуса федерального судьи, понимает, гад, что больше некому меня от него защитить.

— Ну-ка пусти-ка, Клава! — решительно сказал Майор. — Я научу его вежливо говорить с женой, даже если она и бывшая.

— Не надо, Игорь Петрович, он спит после вчерашнего, — сказала «Гурченко», — А ты только еще хуже сделаешь…

— Ну все равно, надо сфотографироваться, Клавдия Ивановна, — вернулся к своей мысли Зябликов, — Синяк они там подретушируют, там это запросто. Послезавтра, возле суда…

— А все придут? — спросила она, — И Роза придет? И Шахматист, и Слесарь тоже?

— Да ты за себя говори, Клава! — рассердился Майор.

— А за себя я скажу: нет, — сказала она, прикрывая синяк рукой, — У меня тоже есть право на частную жизнь. Когда мы были вместе, я знала, что могу надеяться на каждого из вас, а теперь у меня осталось только право на мою частную жизнь.

Но дверью она все же не хлопнула с треском, а прикрыла ее аккуратно.

Среда, 9 августа, 19.00

Клиника нервных болезней располагалась в центре города, но как остров, довольно густо заселенный аборигенами, до половины девятого вечера широко посещаемый согласно расписанию пришельцами с материка, но все же остров, огороженный забором, — жизнь тут текла не так, как снаружи, и в другом темпе. Вечерело, и на скамейки под деревьями обильно высыпали курить и играть в карты нервные больные, мало отличимые от других людей, разве что по выражению лиц, какое бывает у отдыхающих в санатории, когда путевка заканчивается уже через несколько дней, и вроде бы скука, но хочется урвать что-то еще недополученное. На некоторых из них, включая и женщин, были пилотки из газеты, какие, если верить картинкам, носили маляры в те времена, когда ни Журналиста, ни тем более Хинди еще и на свете не было. «Прикольно», — вспомнил ее любимое словечко Журналист, мода, что ли, у них такая здесь, на острове? Не так уж легко, наверное, было с ними Хинди, как беспечно она об этом рассказывала.

Сверяясь по бумажке, он остановился перед большим корпусом и поднял глаза, прикидывая, какое из окон на пятом этаже относится к процедурному кабинету.

Внутри Хинди массировала в это время спину Актрисы — ни капли лишнего жира, гладкие мускулы, и ни одной веснушки нигде.

— Алла это сказала только мне, когда я ей массаж делала, а я уж вам, только вы дальше не рассказывайте никому, — говорила Хинди, меся спину Актрисы под лопаткой кулачком, — У него на подоконнике лежал «Никон», он с таким объективом штуки три баксов стоит, а нас на даче он снимал «Зенитом», понимаете, в чем штука?

— Какая, в сущности, разница, — сказала Актриса под кушетку, — Ну не он, так кто-то еще. Просто это не могло получиться, такое зло только в кино можно победить.

— А ведь казалось, еще чуть-чуть только осталось, — сказала Хинди и похлопала ей мягкими ладошками по спине, — Ну все, можете одеваться.