Книга Фараон - Карин Эссекс

Всем сердцем она желала просто сидеть рядом с этим мужчиной, держать его за руку и слушать, как за окном поют морские волны. Но вместо этого Клеопатра вновь попыталась казаться веселой и оживленной.

— Мне сказали, что армия гладиаторов собралась, чтобы поддержать тебя, и движется сюда.

Антоний улыбнулся, но улыбка его была пустой, как будто кто-то просто потянул за ниточки в уголках его губ.

— О, мои сведения вновь оказались более полными, нежели твои. Ты еще так многого не знаешь! Как такое вышло, Клеопатра? Ты что, заболела и лежала в постели, не получая совсем никаких сообщений?

Она не ответила, сожалея о том, что вообще открыла рот. Она не желала знать ничего из того, что он собирался сказать ей. Однако он продолжил:

— Ты помнишь нашего друга Квинта Дидия?

Дидий был римлянином, которого Антоний назначил на пост наместника Сирии, где тот изрядно разбогател. Клеопатра кивнула, хотя для этого ей пришлось приложить усилие. Ей не хотелось признаваться в том, что она знает Дидия, поскольку было ясно: сейчас на нее обрушится новый поток плохих новостей.

— Дидий и Ирод объединились. Они остановили гладиаторов и договорились с ними. Ирод отправился на Родос, чтобы молить о помощи. Он бросил себя и все свое царство — царство, которое я подарил ему, понимаешь? — к ногам Октавиана. Полагаю, он — просто обычный человек, который пытается сохранить себе жизнь. Условие, которое я больше не считаю столь уж желательным.

Много лет назад Клеопатра отобрала у Ирода Газу, и теперь он заставил ее поплатиться за это. Сколько раз она молила Антония низвергнуть Ирода, уверяла, что у границ Египта не должно быть столь мощной независимой силы! А теперь этот предатель — за все, что Антоний сделал для него вопреки воле Клеопатры, — перебежал к Октавиану, дав римлянам возможность войти в Египет с востока. О, как же она устала оказываться правой — так поздно, слишком поздно оказываться правой!

Клеопатра ощущала, что впадает в отупение. Она хотела рассказать Антонию о том, что делала в его отсутствие, но не сумела вымолвить ни слова. Если Октавиан примет ее предложение, она выполнит все условия, которые оговорила. Только Антоний сможет остановить это.

— И что теперь? — спросила она.

— Клеопатра, я устал, очень устал. Все в конечном итоге приходит к этому. К полному изнеможению. Не осталось ничего, что можно было бы сделать. Ирод был последней соломинкой.

— Но как же Полемий, Митридат, Архелай и другие твои союзники? Почему они не здесь? Мы бы вместе составили план, как остановить продвижение Октавиана…

— Я дал им достаточно денег, чтобы они отыскали безопасное укрытие в Греции или еще где-нибудь, где пожелают. Я достаточно насмотрелся на то, как умирают люди. Все, чего я сейчас хочу, — это хороший обед и долгий отдых.

Клеопатра едва не призналась, что ей все равно, кто и где умирает, — до тех пор, пока жив Антоний. Но она не высказала этого вслух, боясь рассердить его. Вместо этого она прошептала:

— Есть дальние страны, где мы могли бы скрыться со всем своим богатством и начать все заново.

Она пыталась придать своим словам былую пылкость, но ее голос звучал как завывания уличного рассказчика, читающего для толпы плохие стихи и ожидающего в награду пригоршни мелких монет. Однако она упрямо продолжала:

— Эвергет, восьмой царь Птолемей, послал отряд из двухсот исследователей и картографов в Индию.

Антоний перебил ее:

— Малх уничтожил корабли, которые могли бы доставить нас в Индию.

— Да, поэтому мы остановимся в Петре и убьем его за то, что он сделал. Но послушай меня, милый, отсюда до царства Тамил проложены торговые пути, и мы можем путешествовать по ним, переодевшись. У меня есть способ тайно переслать наши деньги так, что они окажутся на месте раньше нас. Легенды говорят, что там есть целые царства, ожидающие своих царей. Именно в это верил Александр. Заполучив власть в Индии, мы сможем сговориться с Парфией против Октавиана.

Антоний обратил на нее взгляд, в котором не было ничего, кроме усталости.

— Я старый солдат Рима, Клеопатра. Я не могу представить себя царем Индии.

«Быть может, к определенному возрасту мужчина должен достичь вершины успеха? — подумала она. — А в противном случае вся его воля уходит в никуда».

— Что ты намереваешься сделать? — спросила Клеопатра, не желая слышать ответа.

— Ты и твоя семья правили этой страной со времен Александра. Не вижу, почему бы этому не продолжаться и далее. У меня есть причины считать, что Октавия убедит своего брата быть добрым к моим детям — она женщина не злая и очень ласково относится ко всем детям вообще. Нынче утром я послал Антулла с охраной, чтобы он встретился с Октавианом. Он должен передать ему значительную сумму и мое предложение — взять мою жизнь в обмен на твою безопасность и твой трон. Египет больше не будет независимым, и ты, конечно, кое-что потеряешь, но бывает судьба и более ужасная.

Клеопатра обхватила голову руками и против воли рассмеялась — несмотря на горестное и озадаченное выражение, появившееся на лице Антония. По крайней мере, он вернулся к жизни в достаточной степени для того, чтобы ее странный смех произвел на него хоть какое-то впечатление.

— Я не хотел насмешить тебя, Клеопатра. Я говорю серьезно. Сегодня утром я написал ему письмо.

— Милый, неделю назад я отправила Октавиану послание за своей царской подписью и целое состояние, предлагая ему свергнуть меня и отправить в изгнание по его выбору — в обмен на то, чтобы мои дети имели право занять трон.

Антоний улыбнулся.

— Какую же горькую цену мы с тобой согласны заплатить!

— Антулл знает о тех условиях, которые содержатся в твоем письме?

— Нет, конечно. Я сказал ему, что ни при каких условиях он не должен выслушивать какие-либо обсуждения. Он должен принести обратно ответ — письмо, написанное собственной рукой Октавиана и запечатанное его печатью.

Клеопатра размышляла, чего более жаждет Антоний: как можно скорее отделаться от бесчестия или же позаботиться о ее безопасности?

— И ты оставишь меня на его милость? — спросила она. — Учти, именно так все и будет, если ты лишишь себя жизни. Октавиан — не тот человек, который уважает соглашения. Разве мы не убедились в этом?

— Если меня не будет, у него не останется повода причинять тебе вред, Клеопатра. Ты превосходно управляешь этой страной. У него нет причин устранять тебя от правления, а у тебя нет причин переодеваться погонщиком верблюдов и бежать в Индию. Или же отправляться на какой-нибудь далекий островок и жить там в изгнании. Октавиан не доверит Египет ни одному римскому наместнику. Ты будешь нужна ему. Конечно, тебе придется поделиться с ним своим богатством, но ведь Октавиан не вечен. Вскоре еще кто-нибудь назовет себя Цезарем, восстанет и низвергнет его. Быть может, твой собственный сын.