Книга Три секунды - Берге Хелльстрем

Я теряю сознание, но всего на пару секунд.

Я жив.

Он еще лежал на полу с одуряющей болью в ушах, когда жар от взрыва достиг чана с соляркой и черный дым заполнил помещение.

Дым повалил в дыру, только что бывшую окном, и стал серо-черной стеной, которая скрыла, затянула большую часть мастерской.

Пит схватил ком форменной одежды, принадлежавшей пожилому инспектору, и швырнул ее в окно, потом сам выпрыгнул следом, на крышу всего на пару метров ниже.

Я сижу неподвижно и жду.

Я держу в охапке одежду, я ничего не вижу в густом дыму. Барабанных перепонок больше нет, и я с трудом слышу, но ощущаю вибрацию на крыше, на которой стою — это люди двигаются где-то рядом со мной, полицейские, которые спасают заложников. Один из них даже пробегает мимо меня, не успевая сообразить, кто я.

Я не дышу, я не дышу с тех пор, как выпрыгнул в окно, я знаю, что дышать в ядовитом дыму — это верная смерть.

Он двигался рядом с ними — они слышали шаги, но не понимали, что это шаги человека, который только что погиб у них на глазах, — шаги через всю крышу к блестящему жестяному коробу, похожему на трубу. Пит забрался в отверстие и перебирал руками и ногами по стенкам, пока не оказался там, где труба сужалась. Там он перестал упираться в стенки, позволил телу упасть вниз, на дно вентиляционной шахты.

Я съеживаюсь и ползу по трубе, диаметр которой шестьдесят сантиметров и по которой можно попасть в здание.

Я тащу себя вперед отрезок за отрезком, упираюсь руками в металл, пока не оказываюсь на техническом этаже, откуда дверь ведет в подземный коридор тюрьмы.

Я ложусь на спину, узел из одежды — под головой, как подушка. Я пролежу в вентиляционном коробе не меньше трех дней, я буду ссать, срать и ждать, но я не буду желать, не буду чувствовать. Ничего не существует. Пока что ничего не существует.

Пит приложил ухо к двери.

Он с трудом разбирал звуки, но, кажется, там кто-то ходит. Это надзиратели идут мимо двери в подземном коридоре. Заключенных в это время уже нет, их загнали в камеры и заперли.

Пит провел рукой по лицу, по темени — ни бороды, ни волос, засохшая моча смыта с ног.

Новая одежда пахла другим человеком, каким-то одеколоном или лосьоном после бритья, которым, должно быть, пользовался пожилой инспектор.

Снова движение с той стороны. Идут несколько человек.

Он посмотрел на часы. Без пяти восемь.

Он еще немного подождет. Надзиратели заперли заключенных и теперь возвращаются, они сейчас разойдутся по домам. С ними встречаться не надо, они знают его в лицо. Пит постоял еще пятнадцать минут. Вокруг него была темнота и пятьдесят семь желтых, красных и зеленых лампочек технического этажа.

Пора.

Еще несколько человек. Сейчас, наверное, это ночная смена.

Те, кто заступает на пост после отбоя, никогда не встречаются с заключенными и не знают их в лицо.

Слух теперь сильно ослаб, но Пит был уверен — надзиратели уже прошли мимо. Он отпер дверь, открыл, вышел и закрыл дверь за собой.

Они уже успели уйти метров на двадцать. В подземном коридоре, который соединяет корпус «G» и центральный пост, Пит увидел спины троих. Один — его ровесник, двое других значительно моложе и, похоже, только что с курсов, направляются на свое первое рабочее место. В Аспсосской тюрьме в конце мая традиционно появлялось множество новичков, пришедших поработать летом, заменить ушедших в отпуск; после ознакомительной беседы, которая длилась всего час, они надевали форму, а после ускоренных двухдневных курсов приступали к работе.

Надзиратели остановились перед одной из запертых дверей, которые делили коридор на отсеки, и Пит торопливо подошел к ним. Тот, что был чуть постарше, держал в руках связку ключей и, когда Пит возник у них за спинами, как раз отпер дверь.

— Будьте добры, не закрывайте.

Они обернулись, разглядывая его.

— Я чуток задержался.

— Домой?

— Да.

В голосе надзирателя не было подозрительности — обычный вежливый вопрос, адресованный сослуживцу.

— Новенький?

— Такой новенький, что еще ключей не дали.

— Значит, всего два дня?

— Вчера начал.

— Совсем как эти двое. Завтра вас всех ждет третий день. Ваш первый день с ключами в кармане.

Пит пошел следом.

Они смотрели на него. Они говорили с ним.

Теперь он был просто одним из четверых надзирателей, и они все вместе шли по тюремному переходу к центральному посту и воротам тюрьмы.

Они расстались возле лестницы, которая вела вверх, в корпус «А» и одиннадцатичасовой рабочей смене. Пит пожелал им спокойной ночи, а они с завистью поглядели на сослуживца, которому предстоит провести вечер дома.

Пит стоял посреди большого кабинета, куда приводили новоприбывших. Три двери, из которых следовало выбрать одну.

Первая, чуть наискось от него, — комната для свиданий: с женщиной, другом, полицейским или адвокатом. Именно здесь Стефан Люгас получил информацию о том, что в организацию проник полицейский агент, стукач, шептун, который должен умереть.

Другая дверь, за спиной у Пита, вела в коридор, который заканчивался возле корпуса «G». Пит чуть не рассмеялся — можно вернуться в свою камеру в инспекторской форме.

Он посмотрел на третью дверь.

Ту самую, через которую можно выйти к центральному посту: бессонный монитор, пронумерованные кнопки. Одним нажатием можно было из большого «стакана» центральной вахты открыть любую дверь тюрьмы.

В будке сидели двое. У окошечка — жирный мужик с темной неопрятной бородой, галстук повис на плече. За спиной у жирного сидел другой, гораздо худощавее. Худой сидел спиной к двери, лица не было видно, но Пит предположил, что худощавому лет пятьдесят и что он — какое-то начальство. Пит сделал несколько глубоких вдохов, напрягся, стараясь держаться прямо: взрыв не только лишил его барабанных перепонок, но и здорово нарушил чувство равновесия.

— Домой в форме? Уже?

— Не понял.

Круглолицый охранник с жидкой бороденкой уставился на него.

— Ты же из этих, из новеньких?

— Да.

— И уже уходишь домой в форме?

— Так получилось.

Охранник улыбнулся. Он никуда не спешил; одно-два ничего не значащих слова — и вечер станет короче.

— Тепло на улице. Страсть какой хороший вечер.

— Да уж.

— Прямо домой?

Охранник чуть отклонился в сторону и поправил небольшой настольный вентилятор, глоток воздуха в душном помещении. Другого, худощавого, сидевшего на стуле позади первого, стало видно лучше.