Книга Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А почему бы и нет? – усмехнулась Рита. – Мать Павла,Марина Аверьянова, – помнишь, о ней говорили, когда я была у вас в гостях? –троюродная сестра Александры Константиновны по отцу. Больше наследников уМарины нет. Фактически деньги принадлежат вам, вашей семье.
– А вашей?
– Ну, кровного родства между нами и Мариной нет, я являюсьлишь душеприказчицей. Юрский с легким сердцем и поручил нам с матерьюраспорядиться деньгами, так как знал, что мы в них не заинтересованы, поэтомуисполним свой долг перед ним.
– То есть ты не хотела бы взять деньги себе?
– Нет.
– Тогда почему молчала о них?
– Я же объяснила: забыла.
– Не понимаю, – недоверчиво проговорил Георгий. – Я непонимаю!
– Послушай, – резко сказала Рита, внезапно потеряв терпение.– Это, наверное, большие деньги, но моя семья и без них очень богата. Я –единственная наследница Ле Буа. Мне хватает денег сейчас и хватит на всю жизнь.Конечно, если бы ко мне приставали с ножом к горлу – возьмите, возьмите деньгиЮрского! – я бы, пожалуй, взяла, но только в таком случае. Наследник от кладаотказался, и я пальцем не шевельну, чтобы отыскать его. Твоя любовь значит дляменя гораздо больше, чем все деньги на свете.
– Тогда, получается, – возбужденно проговорил Георгий, –деньги в самом деле мои, и я могу делать с ними все, что захочу?
У Риты стало холодно в груди. Показалось, там пробили дыру,в которую подул студеный ветер – куда более студеный, чем тот, который дует наулице. Ветер вселенской пустоты и одиночества. Она сказала Георгию о любви, аон ей – о деньгах.
– Конечно. Ты можешь делать с ними все, что хочешь.
Глаза Георгия сияли.
– Как ты думаешь, сколько их там? – спросил он таинственнымшепотом.
– Не знаю. Достанешь – увидишь. Когда мы сможем уехать вгород?
У него стал смущенный вид.
– Да хоть сейчас.
– Каким образом? Вроде бы автобус до станции проходит тольковечером.
– Ну… дядя Коля еще не уехал.
Рита опустила голову.
Значит, Монахин поручил Георгию выспросить все у Риты какможно скорей. Нет, здесь более употребимо слово – допросить. Учитывая, что отецГеоргия трудился в НКВД, Монахин надеялся, что наследственные чертывозобладают. Ну, он не ошибся. Георгий ее в самом деле допросил…
Но кое-чего Монахин все же не предусмотрел. Ее реакции.
– Георгий, знаешь, что? Я с вами не поеду.
– Как это?
Он хлопнул глазами, будто ошарашенный мальчишка.
– Не поеду, и все.
– Почему?!
Рита чуть не брякнула: «По кочану!» Фразочку она подцепилаот Георгия, и оба страшно хохотали, когда она так говорила. Но сейчас сказатьтак было нельзя. Смешные слова принадлежали прошлому, которое внезапнокончилось.
– Тогда и я не поеду.
– Нет, ты поедешь. А я заночую здесь и вернусь в Энскзавтра. Надеюсь, твой отчим не будет возражать, если я проведу в его доме ещеодну ночь? А если нельзя, я попрошусь переночевать к Антонине Ивановне.
– Да какая муха тебя укусила? – начал злиться Георгий. – Чтослучилось?
– Ничего. Уезжай. Уезжай поскорей! Отчим ждет.
– Нет, погоди… – медленно проговорил Георгий. – Я понял! Этоиз-за денег, да?
– Что – из-за денег?
– Ну, ты так разозлилась на меня. Ты была совершеннонормальная, пока мы не заговорили о деньгах. Ты не хотела о них говорить?Хотела скрыть? А теперь сказала – и тебе стало их жалко? Так? Я правильнопонял?
– Ты спятил? – неловко выговорила Рита. – Я же сразусказала, что они мне не нужны.
– Я тебе не верю. Ты стала другая, как только о них зашелразговор. Все дело в деньгах.
Рита сморщилась. У нее стало кисло во рту. Этот противныйборщ… Зачем она его ела?
– Георгий, знаешь, я пойду лягу. Мне нехорошо. У меня вживоте что-то… Я не могу больше говорить.
– Нет, погоди. Ты не прячься за свой живот, за ребенка! Мыдолжны выяснить раз и навсегда, что главное в наших отношениях, любовь или…
Он не договорил.
Рита опрометью ринулась из комнаты на кухню, споткнулась напороге, упала на колени, громко охнув, но все же смогла подняться и добежать домусорного ведра прежде, чем ее вырвало.
Давно ей не было так плохо. Она корчилась, испускаянадсадные стоны, беспрестанно вытирала рот кухонным полотенцем. Но от негопахло гарью, жиром, и от запаха ее выворачивало все сильнее, а она никак немогла сообразить, что нужно всего лишь отбросить полотенце. Ломило согнутуюспину, а уж как ломило живот!
Он сказал: не прячься за свой живот…
Наконец, извергнув из себя, показалось, не только содержимоежелудка, но и сам желудок, Рита кое-как разогнулась. Краем глаза поймала восколке зеркала, висевшем над умывальником, свое отражение: землистое лицо,заплывшие глаза, мокрые губы…
Закрыла лицо руками, но тотчас снова скорчилась – такая больпронзила тело. Чудилось, все нутро отрывается, вырывается из нее наружу.
– Что случилось, Рита? Да говори же, что случилось?!
Она не могла говорить, не могла стоять, не могла дышать отболи…
…Красные герани сыпались на сцену со всех сторон, а Сашенькасвой цветок бросить не успела. Никак не могла развернуть бумагу, в которую егозакутала. И упустила минутку, и пропала геранька, пропала… Ее Клара отняла,воткнула в прическу, будто какая-нибудь провинциальная Кармен…
Она жалобно всхлипнула.
