Книга Ночные грехи - Тэми Хоуг

Вся вина лежит на этой маленькой сучке из БКР. Именно она зациклилась на том проклятом старом фургоне. Именно она старалась найти несоответствия в его объяснении, почему он не проверил сообщения на автоответчике тем вечером и не перезвонил Ханне. И они оба, конечно, жалели Ханну. Бедная Ханна, которая отдает почти всю себя… Бедная Ханна, мать, которая потеряла своего сына…

Жгучая боль в пальцах вернула его к действительности. Пол побрел через лесопарк, потому что улица перед его домом была заполнена легковыми автомобилями и фургонами репортеров. У него было много что сказать им, но не сейчас. Теперь у него другие потребности. Ему необходима поддержка настоящей женщины, такой, которая понимала его и была готова сделать все, чтобы ему угодить.

Он пересек задний двор Райтов и вошел в гараж через боковую дверь. «Сааба» Гарретта не было на месте, но «Хонда» Карен стояла в одиночестве, как и всегда по вечерам. Гарретт Райт был женат на своей работе, а не на жене. Дом был местом, куда он заезжал, чтобы принять душ и переодеться. Карен в его жизни играла роль скорее эскорт-леди, а не жены. Надо же кому-то сопровождать его на корпоративные обеды! Любой другой интерес, который когда-то был у него к ней, давно угас. По словам Карен, они редко занимались сексом, и, когда он случался, это было похоже больше на обязанность, чем на желание со стороны Гарретта.

У них не было детей. Карен не могла забеременеть обычным путем, а Гарретт не был готов пройти бесконечный марафон тестов и процедур, связанных с зарождением ребенка в пробирке. Наличие детей было для него неважно. Карен говорила об усыновлении, но и этот процесс был пугающе сложным, а она не была уверена, что у нее хватит сил и терпения заняться им в одиночку. Вот так они и продолжали жить, просто два человека рядом, но не вместе, с видимостью семьи. Такое положение дел полностью устраивало Гарретта, он казался совершенно довольным. Карен же просто цеплялась за мираж, не имея храбрости вырваться на свободу.

Пол редко думал о Гарретте Райте, разве что как об абстрактном понятии. Даже при том, что они были соседями, они почти не знали друг друга. Для Пола Гарретт жил в параллельном мире. Он был темной лошадкой, личностью, похоронившей себя в дебрях психологии, в своих исследованиях в Харрисе. Какое-то свободное время он отдавал работе с группой юных правонарушителей, используя кабельный телеканал. Он и Гарретт Райт, как говорят, летели в двух разных самолетах, имея только одну точку пересечения — Карен.

Используя запасной ключ, который всегда оставляли под старой, полной гвоздей кофейной банкой на верстаке, Пол прошел в прачечную. Он снял тяжелые ботинки и смахнул снег со штанин тренировочных брюк.

— Гарретт?

Карен открыла дверь на кухню, ее темные глаза широко распахнулись при виде Пола. Она стояла в одних чулках без обуви, с зеленым посудным полотенцем в руке, фиолетовые узкие легинсы прилипли к ногам. Бесформенный, цвета слоновой кости свитер с глубоким вырезом доходил до колен. Ее пепельные волосы спадали мягко, как шелк, пушистая челка слегка прикрывала чуть раскосые, как у лани, глаза. Маленькая, мягкая, женственная, полная уюта и заботы о нем. Пол вздрогнул от первых позывов желания.

— Ты ждешь его? — спросил он.

— Нет. Он только что уехал, чтобы вернуться на работу. Я подумала, он, возможно, забыл что-то. — Смутившись, Карен заправила прядь волос за ухо и пригладила пальцами челку. — Я думала, ты будешь с Ханной сегодня вечером. Я слышала о куртке. Мне очень жаль, Пол.

Он снял свою старую черную парку и бросил ее на сушилку, не отводя от нее глаз.

— Не хочу говорить об этом.

— Хорошо.

Пол взял полотенце из ее рук, накинул его петлей вокруг ее шеи и нежно подтянул Карен к себе.

— Я уже сыт по горло этими разговорами, — сказал он, накручивая полотенце на кулаки. Гнев разгорался в груди. — Меня тошнит от всех этих вопросов, обвинений и ожиданий. Мне надоело, что все смотрят на Ханну и говорят: «Бедная мужественная Ханна». А все из-за нее, это ее вина! А эта маленькая сука пытается обвинить меня…

— Ханна обвиняет тебя? — недоверчиво спросила Карен. Она даже прогнулась в спине, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Агент О’Мэлли, — презрительно выдавил Пол. — Она слишком занята, трахаясь с Холтом, чтобы выполнять свою работу хорошо.

— Как можно обвинять тебя?

Папа, ты не смог бы забрать меня с катка после тренировки? Мама задержится, а я хочу домой.

— Я не знаю, — с трудом прошептал Пол, чувствуя, как перехватывает горло и подступившие слезы жгут глаза. — Это не моя вина.

— Конечно, не твоя.

— Это не моя вина, — бормотал он, плотно сжимая веки. Опустив голову, он непроизвольно затянул туже полотенце на ее шее. — Это не моя вина.

Карен плотнее прижалась к нему, чтобы избежать боли в шее. Она подсунула маленькие руки под его рубашку и погладила сухощавую спину.

— Это не твоя вина, милый.

Папа, ты не смог бы забрать меня с катка после тренировки? Мама задержится, а я хочу домой.

Голос преследовал его и вызывал картинки того дня: О’Мэлли, задающая вопросы. Вы никогда не проверяете свой автоответчик? Куртка в его руках. Он мертв. Он мертв… Он мертв…

Полотенце выпало из его рук на пол.

— …не моя вина, — ныл он, дрожа.

Карен прижала палец к его губам.

— Ш-ш-ш. Пойдем со мной.

Она провела его через кухню и темный холл в гостевую спальню. Они никогда не занимались любовью в постели, которую она делила с Гарреттом. Они вообще редко встречались в ее доме; риск разоблачения был слишком велик. Но Пол не сопротивлялся, когда она раздевала его, как ребенка, и не пошевелился, чтобы остановить ее, когда она разделась сама. Это было то, для чего он пришел, и он мог обойтись без ухаживания и заигрывания. Это не было его виной. Он заслужил утешение.

Пол лежал на чистых персиковых простынях в мягком свете настольной лампы и позволял ей делать что угодно — губами, руками и телом, — чтобы возбудить его. Она дразнила его поцелуями, ласкала своими пальцами, терлась маленькими грудями о его тело и в конце концов, добившись успеха, пустила его в себя. Она медленно двигалась на нем, что-то нежно бормотала, гладила его грудь, вызывая в нем огонь физического желания, все жарче разгоравшегося сквозь легкий туман первоначальной нечувствительности.

Ухватившись за ее плечи, Пол приподнялся и, резко повернувшись, подмял ее под себя. Он заслужил это. Он нуждался в этом. Освободить тело от напряжения, избавиться от тлеющего в нем гнева на Ханну, на О’Мэлли, на всю несправедливость, которая нагромоздилась в его жизни. Он позволял всему выплескиваться из себя в момент физической близости с женой другого человека, с каждым движением, которые становились все глубже и сильнее, пока не стали походить больше на наказание, чем на страсть.

И, наконец, он взорвался, и… все было закончено. Сил больше не было. Желание иссякло. Пол в изнеможении упал рядом с Карен и уставился в потолок, не обращая внимания ни на ее ласки, ни на ее слезы, ни на стремительно летящее время. Он не чувствовал ничего, кроме слабости, которая коварно расползалась по его телу.