Книга Сорок пять - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, смелый мой Гоэс, спасибо, — сказал принц Оранский, счастливый, что его предположения подтвердились. — Ступай и молчи обо всем!
Он вложил в руку Гоэса туго набитый кошель. Но моряк, по-видимому, дожидался, чтобы неизвестный разрешил ему уйти.
Неизвестный сделал ему знак, выражавший благоволение, и Гоэс удалился, гораздо более обрадованный милостью неизвестного, нежели щедростью принца Оранского.
— Ну как, — спросил неизвестный бургомистра, — что вы скажете об этом донесении? Неужели вы думаете, что господин де Жуаез вернулся из лагеря на свою галеру только для того, чтобы мирно провести там ночь?
— Стало быть, вы обладаете даром предвидения, монсеньер? — воскликнули горожане.
— Не более, чем монсеньер принц Оранский, который, я уверен, во всем согласен со мной. Главное же — я знаю тех, кто находится на той стороне. — Он рукой указал на польдеры. — Итак, господа, вы должны быть в полной готовности, ибо если вы дадите врагу выгадать время, он атакует вас весьма энергично!
— Какие у вас предположения, монсеньер, насчет плана действий французов? — спросил бургомистр.
— Вот что я считаю наиболее вероятным: пехота целиком состоит из католиков и поэтому будет драться отдельно; конница состоит из кальвинистов и тоже будет драться отдельно. Флот подчинен господину де Жуаезу, адмирал недавно прибыл из Парижа и захочет получить свою долю воинской славы. Словом, враг предпримет атаку с трех сторон.
— Так образуем три отряда, — предложил бургомистр.
— Образуйте один-единственный отряд, господа, из лучших воинов, какие только у вас есть, остальных назначьте охранять городские укрепления. Затем сделайте энергичную вылазку в момент, когда французы меньше всего этого ожидают. Иначе вы пропали.
— Что я вам говорил, господа? — воскликнул Молчаливый.
— Для меня великая честь, — сказал неизвестный, — что, сам того не зная, я оказался одного мнения с лучшим полководцем нашего века.
Они учтиво поклонились друг другу.
— Итак, — продолжал неизвестный, — вы яростно атакуете вражескую пехоту и вражескую конницу. И надеюсь, ваши командиры сумеют отбросить осаждающих.
— А их корабли? — возразил бургомистр. — Теперь дует норд-вест, они прорвутся сквозь наши заграждения и через два часа будут в городе.
— Да ведь у вас самих в Сент-Мари, на расстояния одного лье отсюда, стоят шесть старых судов и тридцать лодок. Это ваша баррикада, преграждающая Шельду.
— Да, да, монсеньер, совершенно верно. Откуда вы знаете эти подробности?
Неизвестный улыбнулся.
— Как видите, знаю, — ответил он. — Там-то и решится исход битвы.
— В таком случае, — продолжал бургомистр, — нужно послать нашим храбрым морякам подкрепление.
— Напротив, вы можете смело располагать четырьмя сотнями людей, которые там находятся; достаточно будет двадцати человек — сообразительных, смелых и преданных.
Антверпенцы вытаращили глаза.
— Согласны ли вы, — спросил неизвестный, — ценою потери ваших шести старых кораблей и тридцати ветхих лодок разгромить весь французский флот?
— Наши корабли и лодки не так уж стары, — сказали, переглядываясь, антверпенцы.
— Ну что ж, — воскликнул неизвестный, — оцените их, и вам оплатят их стоимость!
— Монсеньер, — ответил бургомистр, минуту-другую посовещавшись с десятниками и сотниками городского ополчения, — мы купцы, а не знатные господа, нам нужно простить некоторую нерешительность. Однако ради общего блага мы готовы на жертвы. Итак, распоряжайтесь нашими заграждениями так, как вы это находите нужным.
— Клянусь, монсеньер, — вставил Молчаливый, — вы за десять минут получили от них то, чего я добивался бы полгода.
— Итак, господа, вот что я сделаю: французы с адмиральской галерой во главе попытаются прорвать ваши заграждения. Я удвою цепи, протянутые поперек реки, но между ними и берегом будет оставлена лазейка, достаточная, чтобы неприятельский флот проскользнул в нее и оказался посреди ваших кораблей и лодок. Тогда двадцать смельчаков, которых я оставил на борту, зацепят французские суда абордажными крюками и подожгут ваши заграждения, предварительно наполненные горючими веществами, сами же быстро уплывут на лодке.
— Вы слышите, — воскликнул Молчаливый, — французский флот сгорит весь дотла!
— Да, весь, — подтвердил неизвестный, — кроме того, французы не смогут отступить ни морем, ни польдерами, потому что вы откроете шлюзы Мехельна, Берхема, Льера, Дюффеля и Антверпена. Сначала отброшенные вами, затем преследуемые хлынувшими водами, французы все до единого будут потоплены, истреблены, уничтожены.
Командиры разразились восторженными криками.
— Но есть препятствие, — сказал принц Оранский.
— Какое же, монсеньер? — спросил неизвестный.
— То, что потребуется целый день, чтобы разослать соответствующие приказания, а в нашем распоряжении — всего один час.
— Часа достаточно, — заявил тот, кого называли монсеньером.
— Но кто предупредит флотилию?
— Она предупреждена.
— Кем?
— Мною. Если бы эти господа отказались предоставить ее в мое распоряжение, я бы купил у них все суда.
— Но Мехельн, Льер, Дюффель?
— Я проездом побывал в Мехельне и Льере и послал надежного человека в Дюффель. В одиннадцать часов французы будут разбиты, в полночь сгорит флот, в час ночи французы обратятся в бегство, в два часа будут открыты плотины. Вся равнина превратится в бушующий океан, который, правда, поглотит дома, поля, леса, селенья, но в то же время, повторяю, уничтожит и французов.
Эти слова были встречены молчанием, выражавшим восторг, граничивший с ужасом; затем фламандцы принялись шумно рукоплескать.
Принц Оранский подошел к неизвестному, протянул ему руку и сказал:
— Итак, монсеньер, с нашей стороны все готово?
— Все, — ответил неизвестный, — но я думаю, что у французов тоже все готово. Глядите!
Он указал пальцем на военного, только что приподнявшего ковровую завесу.
— Монсеньер и господа, — доложил офицер, — нам дали знать, что французы выступили из лагеря и приближаются к городу.
— К оружию! — воскликнул бургомистр.
— К оружию! — повторили все присутствующие.
Неизвестный остановил их.
— Одну минуту, господа, — сказал он своим низким, повелительным голосом, — я должен дать вам последнее и самое важное указание…