Книга Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина

Он так же ворчал, как прежде, и шутил, но будто бы стал честнее – в первую очередь даже с самим собой.

«Точно он боялся вернуться в родной дом и увидеть его в запустении, покинутым и мрачным, – подумалось ей. – Но когда вернулся на самом деле, то дома не нашёл вовсе, даже остова – лишь духовитые дикие травы по пояс, деревья до облаков и ветер, гуляющий между небом и землёй».

– Если повидал жизнь, то мне тем более разумно было бы спросить у тебя совета, – вслух ответила она. Прикусила засахаренный цветочный лепесток, затем ещё один… – Надо же, и впрямь как дома. Сладко.

– Ты молодая, тебе всё сладко, – вздохнул Сэрим и перевёл на неё взгляд; круглые жёлтые глазищи как никогда напоминали птичьи. – Что же до совета… Как думаешь, что за человек Ниаллан Хан-мар?

– Человек? Не киморт? То есть каков его характер? – уточнила Фог и, дождавшись кивка, задумалась. Минувший день многое прояснил, но кое-что и запутал. – Пожалуй… пожалуй, он осторожный.

Полоска света над горизонтом будто бы мигнула и сделалась неуловимо ярче; воздух стал чуть теплее, но не равномерно, а будто бы слоями; внизу, у оврага, вспучился белый гребень тумана и начал расползаться по округе, карабкаясь вверх по склону.

– А ещё? – спросил Сэрим.

На поверхности янтарно-зеленоватого настоя беспокойно плясала одна-единственная чаинка, стоймя, точно крохотный рыбацкий поплавок.

«К удаче, – подумала Фог, сжимая пальцы на пиале чуть крепче. – Надо же, у меня руки дрожат. Немного, но…»

– В средствах он неразборчив, – вслух сказала она. В памяти всплыл образ служанки, опрокинувшей чан с кипятком, и её руки, красные, обожжённые, и ноги тоже… и лицо, побелевшее от боли. – Обычных людей он не жалеет и считает их не более чем средством.

– Хорошо, – кивнул Сэрим и, прищурившись немного, отпил ещё чаю. – А теперь вспомни, как он выглядит. Что-то ещё на ум приходит?

Она представила, как въявь, свою первую встречу с ним: брезгливый изгиб губ; взгляд, снисходительный и хмурый; многослойные багряные одежды с широкими-широкими рукавами – такие в Шимре носили только в дни больших праздников при дворе ишмы, где церемониал не менялся уже дольше века.

– Ниаллан Хан-мар старомоден, но только оттого, что смотрит на людей свысока, – произнесла Фог задумчиво. – Меняться не умеет; учиться, полагаю, не любит. Считает себя проницательным и мудрым… и, пожалуй, за мудрость принимает жестокосердие, а сострадание ему кажется проявлением слабости или глупости. Не очень силён, не очень искусен – и знает это, но… но поединок его не пугает?

– Не пугает, – согласился Сэрим. – А почему, как думаешь? Что даёт даже слабому уверенность в победе?

На сей раз Фог размышляла недолго и ответила почти бездумно:

– Опыт? Постой, – нахмурилась она. – Выходит, он уже сражался с кимортами сильнее себя? Но в цехе об этом никогда не говорили! Да и вообще его имя ничем не прославлено, он даже учеников не брал! Я слышала-то о нём раз или два, когда он что-то для торговых караванов делал… Значит, получается, что все его поединки были за пределами Шимры и цеху он о них не сообщал?

– Получается, что так, – не стал спорить Сэрим. Улыбка у него стала недоброй. – Сражался с кимортами моложе и сильнее себя, побеждал – и хранил это в секрете. Прямо интересно знать, куда девались проигравшие, особенно если учесть его дружбу с Дуэсой, а значит, и с работорговцами… Ну, или этот Ниаллан просто высокомерный дурень, который сто лет прожил, а ничему толковому не научился, – добавил он ворчливо, утыкаясь в чашку с настоем.

Фог недоверчиво моргнула:

– Всего сто?

– А ты думала, небось, что ему все триста? – подмигнул ей Сэрим – и рассмеялся. – Ну, пузо и седина, конечно, солидности прибавляют, но и только. Меня-то самого частенько за мальчишку принимали, долговязого и нелепого, но мне это на руку; а ему, видать, важно притворяться стариком – значит, он часто бывает в тех местах, где возраст в почёте и где судят о важности человека по умению скорчить кислую рожу… И как же будет действовать такой человек, как Ниаллан Хан-мар?

Допив чай одним глотком, она отставила пиалу в сторону. Туман уже клубился под самыми стенами, а солнце, не успев показаться над горизонтом, застряло в густых облаках и сделалось красным: так монета, раскалённая добела, багровеет, остывая. Окрестности выглядели зыбкими, однако то, что было скрыто за серым маревом, легко домысливалось по памяти.

– Затягивать сражение он не станет, – сказала Фог задумчиво. Теперь, когда образ противника стал более ясным, это казалось очевидным. – И в лоб, сила против силы, сражаться не будет. Его оружие – подлость, к тому же нацеленная зачастую на других людей… А ещё удары исподтишка.

– Умничка, – похвалил её Сэрим. – Всё правильно сказала. А на деле-то применить сумеешь?

– Конечно! – горячо откликнулась она и потянулась за чайником – подлить себе ещё ароматного настоя. – Теперь ведь понятно, что…

…отчего-то пальцы вместо ручки сомкнулись на пустоте – а в следующую секунду Фог поняла, что падает со стены, прямо в серый гнилой туман.

– И-и-и-и!

Звук, который вырвался из горла, был совершенно не достоин учёной девы. На миг разум точно оцепенел. Морт прыснула в стороны, а затем взвихрилась ураганом, но тщетно: держаться за неё киморту – всё равно что обычному человеку хвататься за воздух… Неровная кладка стены промелькнула – Фог и выдохнуть не успела, не то что сообразить, что делать.

Наверное, она бы и разбилась так, но туман вдруг стал плотным и мягким, словно перина, а затем обернулся вокруг, смягчая падение. Почти сразу же подскочил откуда-то сверху и сундук, весь обсыпанный каменной крошкой и опоздавший всего на несколько мгновений.

– А говорила, что сумеешь, – цокнул языком Сэрим разочарованно, перегнувшись через бортик. – Думаешь, этот Ниаллан будет ждать, когда по всем правилам объявят поединок? И только потом начнёт сражаться?

– Не думаю, – с долей досады откликнулась Фог, поднимаясь верхом на сундуке обратно на вершину башни. – Но он-то враг, а от тебя я вреда не ожидала!

– А с чего ты взяла, что он всегда будет вредить своими руками?

Она не сразу осознала сказанное, а когда поняла, то в груди похолодело, и обида испарилась… Настой в чайнике потемнел и изрядно остыл, но по-прежнему благоухал северной весной, долгой, сладкой.

«А на вкус горько».

– И как же мне его победить? – тихо спросила она.

– Используй то, чем одарена без меры, – ответил Сэрим мягко и ткнул ей указательным пальцем в лоб, точно печать оставляя.

– Ум? – с надеждой спросила Фог, просветлев.

– Силу, – усмехнулся он. –