Книга Неназываемый - А. К. Ларквуд

– Выход на сцену слева.

Путь к докам казался лихорадочным сном. Пока Реликварий у Ксорве, Сетенай не причинит ей вреда и не станет сопротивляться. Ничто, даже уязвленная гордость, не могло встать между ним и его собственным бессмертием.

Тем не менее, он молчал и не смотрел на нее, и, невзирая на все, что она о нем узнала, ей было больно идти рядом и знать, что теперь он ее враг. Она не гордилась тем, что сделала. Она просто хотела, чтобы этот день закончился.

Улицы заполнились людьми, вокруг возбужденно обсуждали ужасное происшествие на Большой арене и колдуна, который угрожал Императору. Никто почему-то не замечал, что этот самый колдун идет сквозь толпу, возвышаясь над карсажийцами, будто кошка среди певчих птиц. На Ксорве и Шутмили не обращали никакого внимания. Они легко добрались до пристани, оставшись незамеченными, даже когда по улице мимо них прошел отряд стражей. Солдаты их просто-напросто не видели.

У причала были пришвартованы морские корабли. Десятки воздушных кораблей разместились на отдельной площадке, остальные покачивались в воздухе. Ксорве почему-то думала, что Сетенай просто перебросит их в нужное место щелчком пальцев, но, конечно, в реальности все всегда было сложнее.

– Отсюда ты можешь отправиться куда угодно, – сказал он. – В разумных пределах. Вижу, ты связалась с Оранной. Уверен, она очень рада, что забрала тебя у меня.

– Все было не так, – запротестовала Ксорве.

– Конечно же, нет, – сказал он. – По крайней мере, я никогда не заставлял тебя вырезать что-то на своей коже.

Глядя ему прямо в глаза, Ксорве провела рукой по шраму, тянувшемуся через все лицо.

– Ладно, – сказал он. – Должен предупредить, что ты совершаешь ошибку. Мир меняется, Ксорве. Благодаря твоим стараниям, мне многое открылось. Тысячеглазая Госпожа – щедрая покровительница, и ее возможности намного больше того, что я когда-либо способен был тебе предложить. Ты могла бы воспользоваться ими, останься ты рядом.

Ксорве больше не интересовало могущество такого рода, и было больно сознавать, что Сетенай за столько лет этого не понял. С другой стороны, полезно знать, что и он может ошибаться. Его представление о ней напоминало плоскую тень, от которой можно так легко отделиться.

– Перчатки, – напомнила она.

– Да, конечно, – с неприятной улыбкой он сунул руку во внутренний карман мантии.

На ощупь перчатки были очень мягкими, теплыми и ужасно тяжелыми, точно пара только что убитых кроликов.

– Теперь скажи, – произнес человек, которого она знала под именем Белтандроса Сетеная, – сколько еще времени ты собираешься держать меня в заложниках?

Ксорве почувствовала себя так, будто не спала уже сотню лет. Меньше всего она хотела кому-то угрожать, но другого способа не было.

– Ты же понимаешь: если до меня дойдут слухи, что ты меня ищешь, я сделаю это снова, – предупредила она. – Ты слишком хорошо меня обучил, Белтандрос. Я не хочу иметь с тобой никаких дел или доставлять тебе неприятности и предпочту никогда больше тебя не видеть. Я хочу уехать. Но если ты придешь за мной или за кем-то, кого я знаю, тогда я могу сделать это снова, – и сделаю это. Это ясно?

– Абсолютно, – сказал маг. – Я отлично понимаю, что значит мечтать о спокойной жизни. Но я должен предупредить тебя, что покоя ты не найдешь. Ты уже носишь метку божества. Это, как правило, привлекает внимание.

Ксорве пожала плечами. Она не доверяла ему, но в любом случае для сомнений было уже поздно.

– Будь осторожна, – продолжал он. – У тебя уже не получится вернуть все на круги своя. Я не единственный, кто проснулся.

Но Ксорве и не собиралась ничего возвращать на круги своя. Она не впервые оставляет позади целую жизнь. Она знала, как это делается, и как это больно. В этот раз она выберет свой собственный путь.

Ксорве бросила Реликварий ему в руки и кивнула на прощание. Смотреть ему вслед она не стала. Дело было сделано.

К тому времени, как на Большой арене Карадуна начались беспорядки, Талассерес Чаросса уже исчез. Он покинул «Тысячеглазую» и отправился в город на поиски следующего корабля в Тлаантот. Мысль о возвращении уже начала становиться назойливой, как ботинок, который натирает, – чем дальше, тем больнее, но все лучше, чем босиком.

Клипер до Тлаантота улетал в полдень. Тал наблюдал, как грузят корабль: на борт поднимали пачки бумаги, банки с оливковым маслом, ящики с сахаром, мешки с кофе и бочки с вином, – и он, не раздумывая, ушел и сел на первый подвернувшийся корабль. Им оказался маленький челнок – на таком даже через Врата не пролетишь, – возивший пассажиров на однодневные экскурсии на побережье. Здесь была только большая карсажийская семья: полдюжины маленьких детей забрались на сиденья, чтобы выглянуть через борт.

У Тала не оставалось сил на выражение недовольства, даже когда они затянули песню о пляже. Он не мог вспомнить, что вообще его когда-то раздражало. Откинувшись на сиденье, он закрыл глаза. Никто из домашних не знает, где он, никто из местных не знает, кто он. Он словно перерезал все нити.

Так не могло продолжаться. Ему нужно вернуться. Тлаантот – его дом. Сетенай, конечно, потребует объяснений. Тал проведет этот день наедине с собой, а вечером вернется в столицу и сядет на почтовый корабль до дома.

Челнок приземлился, и он отправился вслед за другими пассажирами по зеленому мысу. На вершине скалы цвел утесник, ветер доносил сладковатый запах с моря. Тал держался поодаль и делал ставки, побившись об заклад с самим собой, на то, свалится ли ребенок в океан.

Что он скажет Сетенаю? Встречи не избежать. Все его вещи по-прежнему были во дворце канцлера.

Конечно, заманчиво было представлять, как он высказывает Сетенаю все, что о нем думает. Он несколько раз прокручивал это в голове, пытаясь вообразить себе реакцию Сетеная. Никаких извинений, это точно. Но он легко мог представить, что Сетенай не станет спрашивать, почему он ушел – потому что даже не заметил его ухода.

От этой мысли он помрачнел. Тал развернулся, собираясь отправиться назад к челноку, но тот уже взлетел. Зато впереди виднелась лестница в скале, а у ее подножия – пляж с серебристым, будто чистейшая соль, песком.

С обеих сторон залив был укрыт от ветра и открытого моря скалами, они будто сжимали его в объятиях. Бирюзовая вода была настолько прозрачной, что можно было разглядеть водоросли, которые колыхались при каждом движении волн.

Тал осторожно спустился по лестнице. После всего, что он пережил у Антрацитового Шпиля, и последовавших за этим событий, он не доверял своему чувству равновесия, а смерть у подножия скалы не входила в список его излюбленных развлечений.

Внизу лестницы он увидел лоток с белым навесом, где женщина, похожая на высушенный абрикос, торговала орехами в мешочках и каким-то ужасным винным пуншем. Тал купил чашку пунша и с разочарованием понял, что тот нисколько не ужасный, а наоборот – сладкий, холодный и успокаивающий.