Книга Последняя битва - Айя Сафина

– И на что обмениваешь?

– Да всякий крутой стафф! Вот смотри. Это я получил взамен на то слезливое видео, когда ты расплакалась на пробуждении первого в Аахене. Помнишь? Помнишь?

Конечно, помнила. Первый пробужденный в скромной лаборатории Кейна в Аахене, куда я отправилась с Калебом, чтобы присутствовать лично.

– Ты так жалобно ревела, что я отдал задорого-задорого!

– Это подло, Фунчоза.

– А еще противно. Ты там такая сопливая вся.

Я тяжело вздохнула, представляя, что еще приберёг Фунчоза в своих цифровых сундуках. Не удивлюсь, если он установил где-нибудь скрытую видеокамеру в моей спальне.

– Во! – он протянул мне странный предмет.

Это была какая-то пупырчатая резиновая труба фиолетового цвета.

– Что это?

– Ребята достали с завода под Лихтенштейном.

– Силиконовых изделий?

Его открыли всего три года назад, завод сразу стал центром промышленности, потому что оттуда нам поставляли и герметики, и прокладки разного рода, и пробки, и химические емкости.

– И что это?

– Насадка на член!

– Фу!

Я тут же бросила ее на стол рядом с яблочным пирогом, что Вьетнам нам любезно поставила на стол.

– Шикарная вещь! Вот так берешь и надеваешь, а тут, короче, пупырки всякие…

Следующие десять минут Фунчоза демонстрировал мне свой дряхлый член в фиолетовой насадке посреди седой пушнины на лобке и расхваливал сие чудо, пока не вышла Вьетнам с очередным кексом, кажется вишневым, и не надавала ему подзатыльников.

Приближался конец рабочего дня, я ждала этого момента с нетерпением, потому что вскоре калитка стала хлопать с частотой три раза в минуту, впуская во двор огромное семейство Фунчозы. У него было тринадцать внуков, среди которых был Тамагочи младший, и шестеро маленьких правнуков, среди которых был Тамагочи Третий. Фунчоза вбил в головы всех, что имя Тамагочи должно обязательно идти сквозь время, поскольку их основателя звали Тамагочи Акира. Именно тому пластиковому яйцу с пикселями вместо лица весь род Фунчозы должен быть благодарен за появление на свет.

Детишки носились по двору, катались на горке, играли в снежки, строили домики из снега в виде фаллосов – этому их определенно дед учил.

Огромное семейство собралось на небольшом крыльце, стало тесно, но я ждала этого единения. Его детям было от сорока до двадцати лет, внукам от двадцати до десяти, а правнуки были совсем мелюзгой. Такая разновозрастная компания больше походила на какой-то клуб по интересам, если бы они не были все так похожи между собой.

– Тесса, смотри, я специально распечатал эти карты в цвете. Вот здесь, это звезда Проксима Центавра, а вот здесь, это экзопланета Проксима Б. В теории она годится для нашего обитания, – рассказывал Тамагочи.

Он работал в составе небольшой группы ученых-астрономов в Гейдельберской обсерватории в тридцати километрах от Нойштадта. Все жители нашей коалиции обожали читать новости из обсерватории, снова возвращаясь к далеким звездам и планетам, которые мы не изучали уже девяносто лет.

– Тесса, глянь, а вот это первый прототип дрона-доставщика. Он может перевезти до пятидесяти килограммов груза. Можно мы попробуем отправить следующую партию химреагентов в Аахен с помощью него? – а это был Тойота, который работал в одном из инженерных отделов.

– Отличная идея! – воскликнула я.

– Тесса, смотри. Наша детская художественная школа подготовила выставку работ, посвященных освобождению от вируса к завтрашнему празднику, – рассказывала Соба.

– Тесса, у нас есть предложения по Порто-Палермо. Мы восстановили по чертежам из Хроник волновой электрогенератор, вырабатывающий энергию из морских волн. Мы могли бы предложить им электричество, – говорил Фуджифильм.

И еще долгие часы «Тесса, глянь», «Тесса, а вот посмотри», «Тесса, а вот идея». Я была частью их большой семьи, здесь они звали меня просто Тесс. Они наполняли меня жизнью, энергией продолжать не просто бороться и выживать, а развиваться и быть лучше. Столько идей кипело в головах новых поколений, я обожала молодежь за эту надежду, что они питали своим неуемным активизмом.

Странным образом чокнутый Фунчоза вырастил потрясающих представителей человечества. Невероятно амбициозных, честных и ответственных. Ровно такими, какими бы я хотела видеть и своих детей, и детей своих соседей и всех других людей на земле, кто еще был способен принести новую жизнь.

Сумерки медленно сгущались, напоминая о безжалостности времени. Семейство постепенно расходилось по домам, кто-то оставался ночевать у Фунчозы, другие же прощались до завтрашней торжественной церемонии.

– Все уже валите отсюда! Все пироги сожрали, троглодиты! – ворчал Фунчоза.

А сам все никак не мог нацеловать трехлетнего Тамагочи Второго, держа малыша на коленях.

– Пап-мам, пока! Люблю вас!

– Пока!

– Тесса, до завтра!

– Пока, ребят!

– Давайте уже валите и заберите этих сопляков с моего участка!

Веселые смешки огромного семейства растворялись в ночи. Зажглись первые фонари, а я все никак не хотела уходить. Тут было так уютно, прямо как дома. Не как в моей одинокой квартирке в одну комнату, а в настоящем доме со смехом детей, запахом яблочного пирога и пердежом бесцеремонного Фунчозы.

Я думаю, что он понимал, как мне тут нравится, потому и никогда не гнал прочь, позволял сидеть на его крыльце столько, сколько мне было необходимо, чтобы накопить эту энергию для продолжения моего пути. Потому и пердел. Знал, что не уйду. Садист-мучитель.

Теперь мы уже втроем сидели за столом. Три бывших Падальщика. Даже поверить не могу, что эти двое стариков были грозой солдат и зараженных.

– А тебе хер на палочке, а не дети, – сказал он, попивая горячий чай.

– Это точно, – поддакивала хихикающая Вьетнам.

– Может, если повезет и мир снова скатится в жопу, появятся сиротные дома, выберешь себе хорошенького какого-нибудь.

– Никогда не допущу этого дна, – ответила я.

– Уж лучше постарайся. А то не видать тебе лимонада на крыльце, – сказала Вьетнам.

– Спасибо вам, ребят. За все.

– Что это я слышу? Сентиментальности? Давай-ка прекращай, не то огрею тростью!

Я посмеялась.

– Вечно раскиснешь в этот день, а нам развлекать тебя, – ворчал он.

И был прав. Я всегда приходила к ним накануне праздника, чтобы набраться сил выступить на трибуне, ободрить тридцать тысяч человек, просто продолжить стараться.

– Иногда кажется, что силы иссякают, – тихо прошептала я.

– А ты трахайся побольше. Хочешь насадку дам? С мылом помой и нормально.