Книга Елизавета. Золотой век Англии - Джон Гай

В действительности новый король Испании не имел ничего общего с этим описанием. На удар он предпочитал отвечать ударом, согласившись с рекомендацией дона Балтасара Аламоса де Барриентоса, высказанной им в меморандуме на восшествие Филиппа на престол:

Заключать мир с Англией неуместно и невыгодно, ибо такому миру не быть прочным. Английская корона в высшей степени посрамлена той женщиной. Она раскольница и противница нашей религии и, следовательно, никогда не будет доверять нам. Мир с ней будет весьма ненадежным[1158].

Филиппа III не нужно было долго убеждать. К еретической незаконнорожденной королеве он питал чувства едва ли более теплые, чем те, что испытывал его отец. Однако он осознавал масштабы человеческих и материальных потерь, понесенных в результате разгрома Великой армады в 1588 году. Из-за банкротства его отца предпринять что-либо подобное снова было невозможно. Однако Вервенский мир предоставил молодому королю возможность открыть новый, пусть и не очень широкий фронт в войне против Елизаветы, где, по его мнению, он мог одержать уверенную победу. Он принял решение напасть на Ирландию, мягкое подбрюшье Англии. Филипп рассчитывал ограничиться небольшим войском, поскольку в Испании говорили, что за пределами Дублина англичане обороняют Ирландию по остаточному принципу, при этом почти все коренные ирландцы были ревностными католиками. Реформация Ирландию почти не затронула. Генриху VIII даже не удалось распустить многие отдаленные ирландские монастыри. Ситуация для Испании была выигрышной: Ирландия пребывала в состоянии открытого бунта, и это продолжалось уже последние четыре года[1159].

Бунт начался в 1594 году в северной провинции Ольстер и сначала казался заварушкой местного значения. Однако к лету 1598 года огнем была охвачена уже почти вся гэльская Ирландия. Возглавлял мятеж хитроумный и амбициозный Хью О’Нил, граф Тирон. Королевский наместник лорд Бург немедленно организовал строительство нового форта на реке Блэкуотер в пяти километрах к северу от города Арма, в котором располагался военный гарнизон. С помощью нового укрепления планировалось контролировать главную дорогу на Данганнон[1160]. Однако, возвращаясь из форта в Дублин, лорд Бург неизлечимо заболел. Не желая упускать предоставленный судьбой шанс, Тирон утроил ставки и потребовал для всех ирландцев-католиков свободы совести и компенсации за английские преступления против ирландцев за последние пятьдесят лет. Получив категорический отказ, Тирон осадил форт на реке Блэкуотер. 14 августа, устроив засаду с резервными войсками в густых лесах к югу от Армы, его войска уничтожили около 2000 английских солдат в битве при Йеллоу-Форд[1161]. Это была величайшая победа, когда-либо одержанная ирландскими вооруженными силами над англичанами, которая, казалось, грозила Англии потерей Ирландии[1162].

Отголоски этой победы все дальше разносились по Британским островам, и Елизавета все больше подозревала Якова в сговоре с Тироном. Новая фаза конфронтации с королем Шотландии началась примерно через два года после восстания, когда Яков закрыл глаза на вылазку лэрда Баклю, перешедшего границу с Англией и под покровом ночи осадившего замок Карлайл, чтобы освободить одного из важных королевских заключенных[1163]. Елизавета ответила тем, что снова урезала финансирование, а когда переговоры по новому договору об урегулировании границы пошли вразрез с ее планами, она яростно выпалила своему послу в Эдинбурге: «Интересно, что обо мне мыслит сей король, коли полагает, что я проглочу столь постыдное оскорбление. Посему передайте ему, что я добьюсь выполнения своих условий, и никак иначе»[1164].

В январе 1598 года англо-шотландские отношения стали еще хуже: когда Елизавета выдвинула массу нечетко сформулированных, но хлестких обвинений в адрес Якова за критику Ее Величества в шотландском парламенте[1165]:

Мне действительно интересно, какой злой дух овладел Вами, что Вы излагаете мысли столь низкие и лишенные всякой правды… Я хорошо понимаю, что мы очень разные по своему характеру, ведь, клянусь Богом, Я не осквернила бы свои уста непроверенными домыслами даже о злейшем из Моих врагов, и уж тем более не смогла бы унизить Моего достойного друга… Мне трудно вспомнить, когда Я любила Вас меньше, чем теперь, когда Мне приходится возмущаться из-за Ваших постыдных дел. И правители других земель поддержали бы Меня в Моем возмущении, но Мне бы очень не хотелось, чтобы вести о сказанном Вами распространились за море. Подумайте о том, что Вы наделали, и потрудитесь скорее исправить Вашу оплошность. Хотя исправить такое невозможно. И не забывайте, что Я — правитель, который не потерпит беспочвенных наветов и напраслины[1166].

После этого Яков перестал обращать на нее внимание, заявив: «Мне ни к чему соперничать с дамой, особенно в том искусстве, в котором их пол превосходит наш» (то есть в обмене оскорблениями)[1167].

Опасения Елизаветы по поводу намерений Якова относительно Ирландии были вызваны его тайными переговорами с европейскими католическими державами и тревожными слухами о том, что Анна Датская вот-вот перейдет в католичество. Вплоть до крещения принца Генриха Анна со спокойной душой оставалась протестанткой, но затем Генриетта, графиня Хантли, ее главная фрейлина, родом из Франции, медленно, но верно начала обращать ее в католическую веру[1168]. В конце 1596 года некий священник из Сент-Эндрюсского университета, известный своими выпадами в адрес антианглийски и происпански настроенного графа Хантли и его жены, прочел проповедь, в которой осудил Анну как вероотступницу-«папистку». «Что касается королевы, — заявил он, — у нас нет причин молиться за нее. О ней мы слышим лишь дурные вести, и никакого блага ждать от нее не стоит. Возможно, в скором времени она обречет всех нас на бедствия»[1169].