Книга Дочь великого грешника [= Небо Монтаны ] - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я думала, что твоя мать родом из Миссулы.
— Она там родилась, а жила здесь. Потом, когда родился я, уехала в Миссулу. Многие женщины возвращаются в родные места, когда жизнь не сложилась. В общем, работала она в баре, обслуживала ковбоев. Ну и повадился туда ходить Джек Мэрси. Любил повеселиться — нажраться, как свинья, баб полапать. Ты порасспроси людей, они скажут, какой он был.
Он подобрал хворостинку, постучал по камню. Уилла тем временем пыталась ослабить веревку, стягивавшую ей запястья.
— Да, мне рассказывали, — спокойно сказала она. — Я знаю, каким он был.
— Ну вот. Только никогда об этом не задумывалась. Я-то знаю, тебе на это всегда было наплевать. Стало быть, приглянулась Джеку моя мать. Как я уже сказал, она была собой хороша. Джек знал толк в бабах. Ты посмотри на его жен. Луэлла — как нарядная игрушка. Адель — стильная, умная. Твоя мама тоже была о-го-го какая. Тихая, непохожая на других. Казалось, она слышит то, чего никто больше не слышит. Я прямо в нее влюблен был.
От этих слов у Уиллы по коже пробежал озноб. Подумать только, что этот тип когда-то пялился на ее мать.
— А где ты ее видел? Вы же тогда здесь не жили.
— Мы часто сюда наезжали. Надолго, правда, не задерживались. Я был совсем мальчишкой, но хорошо помню, как твоя мать гуляла с Адамом по лугу, у нее был большой живот, а в животе — ты. Красивая была картинка. — Он замолчал, вспоминая. — Я был на пару лет помоложе Адама. Помню, упал, ободрал коленку, и твоя мать подошла ко мне, подняла меня, приласкала. Моя мама ругалась о чем-то с Джеком Мэрси, а твоя отвела меня на кухню, промыла мне ссадину, поговорила со мной по-хорошему.
— А зачем вы приехали на ранчо?
— Мама хотела, чтобы я здесь остался. Трудно ей было меня воспитывать. Денег не было, болела часто, родители ее вышибли. Наркотики. Слаба она была по этой части. Сама понимаешь — одиночество. Но Джек не хотел меня брать, хоть я его родная кровь.
Уилла облизнула губы, поморщилась от боли.
— Это тебе мать сказала?
— Конечно, а кто же. — Он сдвинул шляпу набок, посмотрел на нее ясными, прозрачными глазами. — Джек Мэрси сделал ей ребенка, когда в очередной раз дебоширил в Боузмене. Мать сразу сказала ему, когда забеременела, а он обозвал ее шлюхой. — Глаза Джима внезапно стали стеклянными от нахлынувшей ярости. — Моя мать не была шлюхой! Она жила, как умела, вот и все. Шлюхи ложатся под кого угодно. А моя мать должна была зарабатывать на жизнь. Да и не часто она этим занималась. Только тогда, когда осталась с ребенком и без гроша.
Сколько раз она повторяла эти слова Джиму, когда он был маленьким. И сейчас он говорил ее голосом:
— А что ей было делать? Нет, ты мне скажи, Уилл, что ей было делать? Одна, с маленьким ребенком, а этот сукин сын ее еще и подлой шлюхой обозвал.
— Я не знаю.
У нее дрожали руки от страха и напряжения. Каким страшным стал его взгляд. В нем посверкивало безумие.
— Наверно, ей было трудно.
— «Трудно»! Так жить было невозможно. Она мне рассказывала, как умоляла Джека, а он отвернулся от нее. И от меня, своего собственного сына. А ведь мать могла бы сделать аборт. Запросто. И не было бы никакого ребенка. Но она меня оставила, потому что я — сын Джека Мэрси. Она говорила мне, что рано или поздно я свое получу. Получу то, что принадлежит мне по праву. У Джека полно денег, говорила она, а от собственного ребенка он откупился несколькими паршивыми долларами.
Уилла представила себе одинокую озлобленную женщину, сеющую отравленные семена в душу своего маленького сына.
— Печальная история, Джим. Должно быть, отец ей не поверил.
— А должен был! — Он ударил кулаком по камню. — Но он обошелся с ней как с грязью. Сначала шлялся чуть ли не каждый день, обещал золотые горы. Она мне рассказывала, сколько он ей всего наобещал. Она поверила ему. А когда забеременела, он послал ее к черту. Потом я подрос, и она отвезла меня к Джеку — пусть посмотрит, что у меня его глаза, его волосы, но он снова ее прогнал. Пришлось матери возвращаться в Миссулу, к своим родственникам. Джек не захотел иметь с ней дела, потому что к тому времени был уже женат на Луэлле, красотке Луэлле, и та ходила с брюхом, вынашивала Тэсс. А Джек надеялся, что это будет сын. Но он ошибся. Я — единственный сын, которого ему суждено было иметь.
— Почему ты не тронул Лили? В пещере, когда она была с Куком? — Он слишком хорошо завязывает узлы, подумала она. Не развязать. — Ты ничего ей не сделал.
— Я не желаю ей зла. Сначала, конечно, когда узнал про завещание, разозлился на них обеих. Но потом подумал и решил, что как-никак они мои сестры. — Он глубоко вздохнул, потер ушибленный кулак. — И я пообещал маме, что вернусь на ранчо «Мэрси» и верну себе то, что принадлежит мне по праву рождения. Она была такая болезненная. Надорвалась, когда меня рожала. Вот почему ей понадобились наркотики. Но для меня она делала все. Рассказывала мне про ранчо, про отца. Часами сидела со мной и все говорила, говорила. Мечтала, что я подрасту, встречусь с Джеком и потребую, чтобы он обошелся со мной по справедливости.
— А где она сейчас?
— Умерла. Говорят, ее свели в могилу наркотики. Мол, сама себя угробила. Но я-то знаю, это Джек Мэрси убил ее. Она умерла еще тогда, когда он ее прогнал. Однажды прихожу, а она лежит мертвая и холодная. И тогда я поклялся, что сдержу данное ей слово.
— Ты нашел ее мертвой?
По лицу Уиллы градом стекал пот. Ночь выдалась прохладная, но все тело было покрыто испариной.
— Какой ужас! Мне так тебя жалко.
И в этот момент ей действительно было его жалко.
— Мне было шестнадцать. Мы жили в Биллингсе, я подрабатывал ковбоем. Возвращаюсь с работы, а она лежит. Вся заблеванная, в луже мочи. Не так должна она была умереть. Это он убил ее.
— И что же ты стал делать?
— Сначала я хотел его убить. Это была первая мысль. Убивать тогда я уже умел. Тренировался на бродячих кошках и собаках. Представлял себе, что это Джек Мэрси. У меня всегда был с собой ножик.
Уиллу затошнило, и она с трудом сглотнула слюну.
— Но ведь у твоей матери были родственники?
— Не хватало еще, чтобы я просил их о помощи. Ведь они от нее отказались. Ну их к черту. — Он снова взял хворостину, хлестнул по камню. — Чтоб они провалились.
Уилла задрожала, видя, как яростно хлещет он камень, повторяя одну и ту же фразу. Потом Джим замер, лицо его прояснилось, и теперь он размахивал веткой ритмично, словно слушал некую мелодию.
— И я выполнил обещание, — продолжил Джим. — Приехал на ранчо, встретился с Джеком. Но он расхохотался мне в лицо, обозвал меня ублюдком. Я хотел его ударить, но он сбил меня с ног. Крикнул, что я никакой ему не сын, но работу он мне, так и быть, даст. Если я продержусь месяц, то получу жалованье. И поручил меня Хэму.