Книга Осень в Сокольниках - Эдуард Хруцкий

— У кого же он жену-то уводил?

— У замминистра внешней торговли.

— Так ему и надо, замминистру, будет знать, куда с женой ходить, — засмеялся Корнеев.

— А бесконечные драки в ресторанах.

— Значит, вы считаете, — Игорь насмешливо посмотрел на Лузгина, — что Третьяков — человек в вашем деле лишний.

— Как раз нет. У него оказался огромный организаторский талант. Но характер — это судьба. Наш австрийский представитель, господин Штиммель, дал нам понять, что Третьяков ввязался в ночном клубе в драку из-за бабы.

— А с кем, он не говорил?

— Намекнул, что с людьми, которых лучше обходить стороной.

— Ну что же. — Корнеев встал. — Спасибо, вы мне прояснили кое-что. Правда, хочу заметить, австрийская полиция сообщила нам совсем другое, нежели ваш венский представитель, кстати, она разыскивает этого господина, как его фамилия?

— Штиммеля?

— Вот-вот.

— Это недоразумение, он солидный коммерсант.

— А вы его знали по работе в «Разноэкспорте»?

И снова у Лузгина закаменело лицо.

— Впрочем, это к делу не относится. Желаю здравствовать.

И уже у дверей Игорь повернулся и спросил:

— Кстати, таможенную чистку вашей продукции проводите вы?

Не дожидаясь ответа, Корнеев скрылся за дверью.

Когда он спустился вниз и вышел на улицу, к подъезду «Антика» подкатил «мерседес» последней модели, и из него вылез Мусатов.

Тот самый зампред Совмина, с которым безуспешно пытался бороться Кафтанов.

Говорили, что Мусатов ушел на пенсию.

Нет, видимо, еще крутит дела «крестный отец» времен застоя.

Мусатов даже остановился, увидев Корнеева. Они постояли так, глядя друг на друга.

— Дурдом, — громко сказал Игорь и пошел в сторону Петровки.

* * *

Ночью вода пруда стала совсем черной, и лебеди, устало плывущие к деревянному домику, казались белоснежными.

Легкий ветерок раскачивал в воде отражения фонарей.

Гольдин сидел на крайней лавке у павильона и ждал Филина.

Он курил, поглядывая на воду, лебедей, и ждал.

Трое парней лет по семнадцать, одетые с кооперативной небрежностью, остановились у соседней лавки, огляделись, оценили обстановку.

— Сколько время? — спросил один из них.

Роман взглянул на часы.

— Без трех два.

— А закурить у тебя есть? — спросил второй.

— Есть. — Гольдин достал пачку «Мальборо» и спрятал в карман. — Есть, но тебе не дам. Запомни, лучше воровать, чем побираться.

— Ну тогда, дядя, снимай шмотки. — Третий достал из кармана самодельный нож-лисичку.

— Прямо сейчас или подождать? — насмешливо спросил Гольдин.

— Ну… — Один из троицы надвинулся на Гольдина и упал как подкошенный. Оставшихся двоих схватили за волосы и поволокли по аллее крепкие парни в кожаных куртках.

И тут появился Филин.

— Что у тебя, Рома?

— Ничего, не поладил с местным активом.

Один из троицы продолжал валяться на земле.

— Серый, — скомандовал Филин, — убери эту сволочь.

— Распустилась молодежь, — Гольдин зевнул, — куда только милиция смотрит?

— Ты меня за этим позвал? — поинтересовался Филин.

— На лебедей ночью нет желания посмотреть?

— Почему же, давай посмотрим.

Они подошли к павильону, спустились по ступенькам к пруду.

— Ну? — спросил Филин.

— Нужно сырье.

— Какое?

— Опиум-сырец.

— Много?

— Центнер.

— Да…

— Что, сложно?

— Непросто.

— А людей найти и оборудовать производство легко?

— Я разве, Рома, что говорю? Надо лететь в Ташкент.

— Так лети.

В Ташкенте было жарко. Казалось, что раскаленное солнцем небо опустилось прямо на мостовые.

Филин, Сергей и Леша Летчик сидели в садике за низким столом перед белым двухэтажным особняком, рядом с бассейном, в который втекал искусно сделанный ручеек.

Хозяин, армянин Арташес Аванесов, угощал московских гостей.

На пестрой скатерти стояли кувшины шербета со льдом, блюда с фруктами и зеленью, сациви, лобио, куски осетрины.

Богатый был стол, а в глубине сада двое суетились около казана с пловом и шампурами с шашлыком.

— Хорошо у тебя, Арташес, дорогой. — Филин отхлебнул ледяного шербета.

— Нормально, живем как все. Скромно, тихо. При нашем деле главное — спокойствие. Говори скорей, какое у тебя дело?

— Скажи, Арташес, я тебе помог?

— Век не забуду, падла буду.

— Твои люди с моей помощью наперстки в Москве держат. Без меня бы их чечены уделали на раз. И я с тебя доли не прошу. Так?

— Зачем ты это говоришь, я твой должник. Помню, знаю. Что надо, скажи только.

— Опий-сырец.

Арташес задумался.

— Много? — спросил он после небольшой паузы.

— Центнер.

— Так.

— Это что, много для тебя? — усмехнулся Филин.

— Да нет. Смогу достать через месяц.

— Долго, мне он срочно нужен.

— Конечно, опий есть, но его взять нужно.

— Как взять?

— А очень просто. Он у Батыра.

— Это у какого?

— Ты не знаешь. Он новенький, из бывших фраеров. Но силу набрал, мешает мне как может.

— Ну что же, давай научим. Где товар?

— Есть одно место, за городом. Поселочек небольшой. Там они его в чайхане прячут.

— Зови своих бойцов, пусть с моими все осмотрят, а потом я план разработаю. Плов-то где?

Филин рассмеялся довольно. Похлопал Арташеса по спине:

— Голова, ты, Паук, ох голова.

Странный это был поселок. Уже не Ташкент, но еще и не загородный район. И автобус сюда ходил городской. Здесь была его конечная остановка.

Над дувалами, домами из белой глины, арыками, кипарисами висела жара.

Она казалась вполне ощутимой, протяни ладонь — и вырвешь кусок.

Филин вылез из автобуса. Был он с усами, в темных очках, в затейливой каскетке с американским орлом, в рубашке с кучей наклеек, в небесно-голубых итальянских брюках.