Книга Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ачесон посетовал, что совсем не разбирается в атомной энергии, и предложил создать Консультативный совет, который возглавил Дэвид Лилиенталь. Лилиенталь был юристом. В 1933 году Рузвельт назначил его одним из трех директоров корпорации Tennessee Valley Authority (TVА), занимавшейся ресурсами бассейна Теннеси; эта компания особенно сильно пострадала от Великой депрессии. Лилиенталь на посту директора стал известен как Господин TVA. Единственным ученым, приглашенным в Совет Лилиенталя, оказался Оппенгеймер.
Оппенгеймер произвел на Лилиенталя сильнейшее впечатление. «Стоит прожить жизнь только ради того, чтобы знать, что человечество способно породить такого сына, — писал очарованный Лилиенталь в своем дневнике. — Возможно, пройдет не одно столетие, прежде чем среди нас появится равный ему человек». Оппенгеймер пользовался своим обаянием, которое уже стало легендарным. «Все перед ним преклонялись, — отмечал Гровс. — Дошло до того, что Лилиенталь мог спросить у Оппи, какой галстук надеть сегодня утром».
Будучи единственным ученым в совете, Оппенгеймер должен был довести образование остальных членов до необходимого уровня. Он преподал им ускоренный курс по ядерной физике, рисуя на доске маленькие схематические фигурки, изображавшие электроны, протоны и нейтроны. Вместе консультанты совершили экскурсию по рабочим комплексам Манхэттенского проекта, поговорили с учеными, занятыми в нем. Появились аргументы и контраргументы. Оппенгеймеру казалось, что если просто поставить атомное оружие вне закона и создать систему проверок для соблюдения выбранной политики, ничего не выйдет. Трудности с гражданским и военным использованием атомной энергии уже были слишком глубоки.
Он, в свою очередь, предлагал создать Управление по ядерным разработкам — международную организацию, которая примет на себя права и обязанности по всей атомной промышленности от начала и до конца и займется развитием этой промышленности в мирных целях. Организации должны принадлежать все урановые шахты мира, средства для производства и обогащения урана, все ядерные реакторы и лаборатории. В принципе это предложение было направлено на национализацию атомной индустрии — но не одной страной, а всеми нациями — с возможностью общего использования, право управления которым предоставлялось «мировому правительству» в лице ООН.
Для решения этой задачи следует распространить атомные технологии по всему миру, заложить урановые шахты, создать производственные комплексы, реакторы и лаборатории во всех странах, которые могли оказать поддержку в этом деле. У всех остальных наций будут собственные атомные заводы и материалы. Любое государство, которое попытается нарушить международное соглашение, неподобающим образом используя атомные установки и сырье на своей территории, столкнется с суровой реальностью. В результате удастся достичь своеобразного сдерживания — не из-за взаимной угрозы наличия атомного оружия, а из-за взаимной угрозы наличия средств для производства атомного оружия. В таком смысле соглашение станет саморегулирующимся.
Предложение было удивительно смелым и более чем явно отдавало научным и технологическим социализмом. Что еще более удивительно, Оппенгеймер смог убедить Консультативный совет принять это предложение, и с ним согласился в том числе Чарльз Томас, вице-президент химической компании Monsanto, прибыль которой на тот момент исчислялась 120 миллионами долларов.
С некоторыми относительно несущественными изменениями предложение Оппенгеймера превратилось в доклад Ачесона-Лилиенталя. Доклад подготовили к 7 марта 1946 года и опубликовали 28 марта. Вступлением к нему послужил собственный манифест ученых-ядерщиков, озаглавленный «Единый мир или небытие», — обращение к обществу о значении атомной бомбы. Введение к нему написал Комптон, авторами глав были в том числе Бете, Эдвард Кондон, Эйнштейн, Филипп Моррисон, Оппенгеймер, Сцилард, Юри и Вигнер. Бор написал вступительное слово. В открывающей главе Моррисон изложил американской общественности весь ужас ядерной войны, предположив, как выглядел бы Манхэттен, если бы его постигла участь Хиросимы:
Бомба взрывается в километре над землей, над пересечением Третьей авеню и Восточной 20-й улицы, рядом с парком Грамерси… Все пространство от реки, текущей западнее Седьмой авеню и от южного края площади Юнион-сквер до середины тридцатых улиц, переполнено трупами и умирающими. Старики, сидевшие на лавочках на площади, так и не поймут, что случилось. Они просто обуглятся с той стороны, которой обращены к бомбе. Вы увидите мужчин в горящей одежде, женщин с ужасными красными и чернеющими ожогами и мертвых детей, застигнутых взрывом, когда шли домой на обед.
Это была зловещая картина, показанная специально для того, чтобы побудить общество и его политических представителей активнее заниматься международным контролем.
Теллер написал в недавно основанном «Бюллетене ученых-ядерщиков», что доклад Ачесона-Лилиенталя стал «лучом надежды». Бор был от него в восторге. В этом документе воплощалась суть предложений Бора, связанных с «открытым миром», и, по мнению норвежца, он позволял надеяться на наилучшие перспективы.
Но были и другие, «темные» силы, строившие планы, которые могли перечеркнуть надежды Бора. В этом мрачном будущем существенную роль вновь предстояло сыграть Черчиллю.
СССР был удовлетворен итогами декабрьского совещания, а Америка нет. Трумэна раздражало то, что Бирнс не мог оперативно информировать его о переговорах. Кроме того, президент не одобрил некоторых внешнеполитических решений, принятых Бирнсом. Чтобы гарантировать соглашение с Молотовым, Бирнс согласился с тем, что правительства Румынии и Болгарии останутся практически в прежнем виде, в то время как Трумэн настаивал на более радикальных изменениях. В августе 1941 года советские и британские войска вошли в Иран, чтобы гарантировать стабильные поставки иранской нефти для советских сил, воевавших на Восточном фронте. На Тегеранской конференции в ноябре 1943 года Рузвельт, Черчилль и Сталин договорились о сохранении суверенитета и независимости Ирана. В соответствии с этим соглашением Великобритания вывела из Ирана свои войска после окончания войны. Советские войска, однако, оставались. Бирнсу не удалось получить от Молотова никаких гарантий того, что этот контингент будет выведен.
Весь свой гнев Трумэн выразил в письме, направленном своему госсекретарю. «Если Россия не столкнется с железным кулаком и жестким обращением, начнется новая война. Они понимают только один язык — „Сколько у вас дивизий?“ Не думаю, что нам и далее следует заниматься компромиссами». Он закончил письмо так: «Я устал нянчиться с Советами».
Позиция Вашингтона стала ужесточаться. Речь Сталина, произнесенная в Большом Театре 9 февраля 1946 года, дополнительно подтвердила идеологический раскол между коммунизмом и монополистическим капитализмом, и некоторые официальные лица в Вашингтоне восприняли ее практически как объявление войны. 22 февраля Джордж Кеннан, заместитель руководителя американской миссии в Москве, составил длинную телеграмму Бирнсу, в которой оценил послевоенные планы СССР и их возможные последствия для американской внешней политики. Он был прямолинеен: