Книга Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

Ознакомившись с содержанием записки, министр госбезопасности Семен Игнатьев предупредил разработчиков операции, что докладывать о ней товарищу Сталину он не будет до тех пор, пока не получит письменное согласие Макса на совершение активных действий против «Стервятника». Что это согласие должно быть подкреплено личным письмом Макса на имя жены о том, что он добровольно готов пойти на самопожертвование ради интересов партии.

Для переговоров с Максом был командирован в Вену начальник отдела внешней разведки Иван Федорович Ширяев. В его задачу входило: во что бы то ни стало получить согласие Макса на совершение теракта. При малейших признаках неповиновения со стороны разведчика-нелегала позволялось напомнить об участии его в операциях «Николай»[180] в Испании и «Старик»[181] в Мексике. И даже малость припугнуть его — с ослушником, мол, могут и расправиться. Если же Макс отнесется к предложению Ширяева с полным пониманием, то попросить его написать под диктовку представителя Центра письмо своей супруге. В случае неудачного покушения или ареста Макса его письмо, из содержания которого вытекало, что теракт совершен одиночкой по идейным соображениям, должно попасть в руки югославских спецслужб, и таким образом предполагалось отвести от подозрений в этом деле Москву…

* * *

Приехав в Вену, Григулевич оставил вещи в отеле «Амбасадор» и сразу же отправился к месту встречи в советской зоне — на вилле военного руководства. Прибыв туда, он пять раз нажал на кнопку звонка. Дверь ему открыла молодая женщина, назвавшаяся Шурой, — так было оговорено условиями встречи. Он в ответ назвал себя Артуром. Только после этого Шура провела его в зал, посреди которого был накрыт стол на две персоны.

Проверив, плотно ли закрыты шторы на окнах, Шура молча покинула гостиную, и тут же в нее вошел знакомый Иосифу улыбающийся и готовый заключить в свои объятия полковник Ширяев. С возгласом «Вы ли это, Иван Федорович?!» Григулевич шагнул ему навстречу. Они крепко обнялись, потом пожали друг другу руки.

Как только разговор зашел о Тито, Ширяев предложил сесть за стол и сначала выпить за встречу. Так они и поступили. После первой же рюмки разговор опять пошел о Тито. Ширяев охарактеризовал его как «платного трубадура гнусных палачей с Уолл-Стрита», как троцкиста и американского шпиона, который продолжает в своей стране насаждать враждебную Советскому Союзу идеологию, получившую название «титоизм».

— А титоизм, — продолжал с коммунистической убежденностью Ширяев, — это уже большая трещина в фундаменте не только советской державы, но и всей социалистической системы. Поскольку титоизм является альтернативной формой коммунизму, поэтому товарищ Сталин решил в этом году с помощью Берии заменить Тито на Ранковича[182]…

— А причем тут Берия? — скривился Григулевич.

— Берия как заместитель главы советского правительства тесно связан с Ранковичем по направленности своей работы. Ранкович в отличие от других соратников «Нерона» более лоялен к Советскому Союзу и не хотел разрыва отношений со стороны Югославии. В прошлом году Ранкович провел у себя в стране реформу судебно-полицейских органов и показал народу, что эта система была пронизана беззаконием и несправедливостью…

— Неплохо было бы провести такую же реформу и в Советском Союзе, чтобы укрепить социалистическую законность, — вставил Иосиф. — Может быть, стоило бы пригласить Ранковича в Москву для обмена опытом? Если у него сложились хорошие отношения с Берией, то почему бы не сделать это и в самом деле? — улыбнулся разведчик-нелегал.

— Не надо так шутить, Макс, — предостерегающе произнес полковник Ширяев, продолжая гнуть свое: — Ранковичу было недавно сделано предложение заменить Тито на его посту, но он оказался настолько предан ему, что отказался обсуждать эту тему…

— И поэтому Сталин, видя, что замены Тито нет, решил покончить с ним?.. Четыре года назад, когда я был в Москве, мне рассказывали, что на одном из закрытых заседаний Сталин, якобы, заявил, что стоит ему пошевелить мизинцем — и Тито больше не будет. Получается, что он в этом году все же шевельнул мизинцем?.. Так? Или не так, Иван Федорович?..

Ширяев сначала удивленно передернул плечами, потом сказал:

— Получается, что так… Кстати, я приехал для встречи с тобой, — он непроизвольно перешел в обращении на «ты», — чтобы посоветоваться, что можно предпринять для устранения «Нерона» с учетом предстоящих твоих личных встреч с ним? Чем бы ты мог быть полезен нам в этом деле?

Григулевич грустно улыбнулся в ответ и, покачав головой, закурил. Задумавшись на несколько секунд, он потом сквозь зубы процедил, не глядя на собеседника:

— Не знаю, чем бы я мог быть вам полезен. Но если честно, то я отношусь к подобной затее, мягко говоря, без энтузиазма. Я считаю, что в угоду «вождю всех народов» не следует подставлять разведку под не свойственные ей карательные функции. Такие политические вопросы, как отход Югославии от Советского Союза и возвращение ее в лагерь социализма, надо решать за столом переговоров, а не возвращаться к репрессивным методам пятнадцати-двадцатилетней давности… — Подумав секунды три, Теодоро добавил: — Да, Сталин все-таки жестокий человек. Хотя и Тито не лучше его. Он тоже по капле выдавливает из себя Сталина, отправив уже на скалистый «Голый остров», где у югославов создан теперь свой концлагерь, более тысячи бывших информбюровцев[183]… Нет, Иван Федорович, у меня нет никаких предложений по ликвидации «Нерона»… И вряд ли могут быть впоследствии, — заключил свой монолог разведчик-нелегал, привыкший говорить ровно столько, сколько было необходимо.

Возникла долгая пауза. Осмысливая сказанное, Ширяев откинулся на спинку высокого венского стула. Собравшись с мыслями, он занял прежнее положение за столом, долил в рюмки виски, сделал несколько глотков и в упор уставился на Григулевича:

— Ты сказал, Макс, что у тебя нет никаких предложений… Это, плохо, конечно… У советского разведчика «в поле» они должны всегда быть… По любому интересующему Центр вопросу. Кстати, у нас они есть…

Ширяев закурил и начал последовательно излагать содержание трех вариантов покушения, разработанных заместителями министра госбезопасности Рясным и Савченко. При этом Иван Федорович ни разу не упомянул фамилию или оперативный псевдоним исполнителя этого теракта Макса, который был уже задействован в проекте записки на имя Сталина. Рассказывая о вариантах исполнения террористической акции, Ширяев внимательно следил за выражением лица разведчика-нелегала, пытаясь угадать: понял он или нет, чьими руками должно быть совершено убийство. Но замороженное, непроницаемое лицо Григулевича ничего не выражало, и только глубокая морщинка, пролегшая между бровями, свидетельствовала о большом его внутреннем напряжении. На самом деле Иосиф уже догадался, кто должен стать исполнителем теракта, а когда Ширяев подчеркнул хладнокровно, что «яд должен убивать быстро и наверняка, а смерть должна выглядеть так, словно она произошла в силу естественных причин», Теодоро вдруг почувствовал в груди леденящий холод и озноб. Не выдержав продолжения рассказа о вариантах покушения и употребляемых при этом зловещих словах, он язвительно бросил: