Книга Дарвин - Максим Чертанов

В Англии агитация против опытов достигла апогея в 1874 году. Связано это, как ни странно, с политикой. Либералы, правившие с 1869 года, проиграли выборы. Сейчас защита животных — прерогатива либералов и левых, но тогда эту карту разыграли консерваторы, натравив публику на «материалистов». В Норвиче на съезде Медицинской ассоциации французский невропатолог Маньян демонстрировал влияние алкоголя на организм: без анестезии вскрыл собаку, выпившую абсента. (Тогда алкоголь не считали вредным, пьяниц осуждали за «плохое поведение», но о медицинских последствиях общественность не знала.) Журналисты были шокированы, разразился скандал, по жалобе общества защиты животных на Маньяна завели уголовное дело, на суде врач У. Фергюсон рассказал, как мучилась собака, дамы рыдали. Маньян уехал во Францию, и дело закрыли, но газеты продолжали о нем писать, Общество защиты животных требовало «поставить вивисекцию под контроль». Активистом общества была Фрэнсис Кобб. Она давно критиковала опыты М. Шиффа в Италии, Вирхова в Германии; в Англии ее главной мишенью была физиологическая лаборатория Бердон-Сандерсона.

Физиологию не признавали полезной наукой. Чтобы лечить людей, довольно знания человеческой анатомии и патологоанатомии. Резание лягушек бессмысленно. Лаборатории вообще не нужны: ученому довольно чтения книг, наблюдений и походов в анатомический театр, если уж неймется. В укор физиологам ставили Дарвина: человек вон сколько всего открыл, не мучая живых зверей, и вы обойдетесь… Пользу лаборатории Сандерсона частично признали в 1866 году, когда случилась эпидемия чумы рогатого скота: он обнаружил, что кровь больных коров «содержит вещество, которое может вызвать чуму у других животных». (О вирусах и инфекциях тогда не знали, заразные болезни не объясняли и не лечили.) В 1871-м Сандерсон открыл, что пенициллин убивает бактерии; в 1874-м он стал профессором Университетского колледжа, учредил курс практической физиологии и издал учебник, где описывал технику опытов, в том числе с живыми животными. Кобб подвергла его критике и составила меморандум с требованием ограничить права экспериментаторов; его подписали не только лорды, дамы, священники и литераторы (поэт Роберт Браунинг сказал: «Я лучше приму смерть, чем позволю мучить собаку или кошку, чтобы избавить меня от боли»), но и 78 врачей.

В меморандуме не предлагалось запретить эксперименты. Ученый, проводящий их у себя дома (тогда почти все так делали), должен получать лицензию. Опыты без наркоза дозволяются «при необходимости». Опыты делятся на полезные и бесполезные. Если ученый докажет, что в результате опыта создаст новое лекарство или принесет иную конкретную пользу, это полезно. К бесполезным относятся опыты, во-первых, служащие для обучения студентов и, во-вторых, проводимые «из простой любознательности». Подавляющее большинство открытий и изобретений делались «из любознательности» и лишь потом (иногда спустя века) приносили практическую пользу. Но публика этого не понимала.

Генриетта подписала меморандум Кобб и просила отца сделать то же. Его ответ от 4 января 1875 года: «Я думал несколько часов… Физиология — одна из важнейших наук, которая скоро или, вероятнее, нескоро принесет громадную пользу человечеству; но, судя по другим наукам, польза — лишь побочное следствие поиска истины. Физиология может прогрессировать только с опытами на живых животных. Сперва я согласился, что нужно ограничить вивисекцию несколькими лабораториями, но они есть только в Лондоне и Кембридже. Поэтому ученые, живущие в других городах, не могли бы работать, а это я считаю большим злом. Если же для работы на дому потребуется лицензия, я не понимаю, кто компетентен решать, кому ее дать, так как чаще всего вклад в науку вносят молодые и никому не известные исследователи. Я наказывал бы любого, кто проводит опыты без наркоза без необходимости, но, опять-таки, какой чиновник возьмется определить эту необходимость… Если будет принят суровый закон, а это вероятнее всего, учитывая, что палата общин чужда науке и что британские джентльмены гуманны лишь пока не затронут их спорт, причиняющий в сотню раз больше страданий, чем опыты физиологов, — это приведет к тому, что физиология, которая до последнего времени в Англии была в простое, совсем увянет, а то и сойдет на нет… Я решительно не могу подписать бумагу, присланную мисс Кобб, с ее ужасными (как мне кажется) нападками на Вирхова». (Немецкий ученый Рудольф Людвиг Карл Вирхов был заклятым врагом Дарвина, но это ничего не значило.)

22 февраля умер Лайель. На похороны Дарвин не поехал, писал Джорджу: «…жизнь кажется бессмысленной». В те же дни — Гукеру: «…готов наложить на себя руки» — эту цитату часто приводят в доказательство его «душевного расстройства». На самом деле она выдернута из контекста, в письме говорилось: «Вы спрашиваете про мою книгу. Все, что могу сказать, — я готов наложить на себя руки: написано-то вроде неплохо, но надо столько переделать, что не успеть за два месяца». Как всегда прибеднялся: успел за месяц и 29 марта сдал Меррею «Насекомоядные растения». Художник Уолтер Оулесс приехал писать его портрет. Гукеру: «На портрете я похож на почтенную, грустную старую собаку; не знаю, так ли это на самом деле».

Он увлекся хвостами: зачем они? В каждом издании «Происхождения видов» добавлял гипотез о хвостах: хлопушки, органы лазания… Но многие хвосты оставались загадкой. Врач Л. Тэйт описал опыты с бесхвостыми мышами: они теряли способность ориентироваться и натыкались на стены; Тэйт предположил, что мышь помнит, на какой высоте и под каким углом расположены предметы, которые она задевала хвостом. Дарвин был в восторге, но не до конца поверил. Уоллес сказал, что у тропических зверей хвосты вместо зонтиков. С белками ясно, их хвост — парус, он обязан быть пышным. Но для чего пышные хвосты лисам и кошкам? Песцы в Арктике, сообщали путешественники, хвостом греют вдыхаемый воздух, как делаем мы, прикрывая нос варежкой. Может, и кошкам хвост для этого? Дарвин наблюдал за своим глухим котом, единственным, к которому был привязан, флегматичным, ласковым, не трогавшим мышей. Кот развалился у горящего камина, хвост вытянут. Поставили между котом и камином заслон — кот «не просыпаясь, начинает натягивать на себя хвост, как одеяло, и постепенно укрывается с головой. Если подуть ему в нос, он закрывает нос хвостом». Итак, пышный хвост — одеяло и респиратор. Лев и тигр живут в теплом климате, им не нужны пышные хвосты. Но зачем им хвосты вообще? Мух бить? А как же живут бесхвостые антилопы? Проблема требовала исследований. Но на них не было времени.

Кобб с помощью Р. Хаттона, редактора журнала «Спектейтор», подготовила проект закона о регулировании опытов на животных, бывший министр внутренних дел Лоу и председатель Верховного суда Коулридж составили лобби, и 4 мая консерватор лорд Хартсмер представил проект палате лордов. Хаксли, Дарвин, Сандерсон, Ричард Литчфилд и барон Лайон Плейфер, политик-либерал, готовили свой вариант. Вербовали влиятельных сторонников, 15 апреля Дарвин написал министру иностранных дел лорду Дерби (консерватору, клонящемуся к либералам): «Физиология так же нуждается в защите, как и животные» и сделал упор на то, что британская наука отстанет от других. Какой министр иностранных дел такое допустит? Дерби ответил, что польщен доверием, и завербовал министра внутренних дел, консерватора Кросса.

Лаббок настоял, чтобы проект закона от ученых писал Плейфер и сделал его «более гуманным». Вот вариант Плейфера: опыты без наркоза проводятся по лицензии, которую выдает президент Королевского общества или какой-нибудь профессор медицины, сами профессора имеют пожизненную лицензию, остальные получают ее раз в пять лет. Все ничего, но в главном Плейфер вдруг перешел на сторону противника: эксперименты производятся «ради новых научных открытий и ни для каких иных целей». Это значило, что студентам их демонстрировать нельзя. А как учиться? Сандерсон сказал, что не поддержит проект Плейфера. Хаксли — Дарвину, 19 мая: «Такая формулировка делает билль совершенно неприемлемым для преподавания… Профессора готовы дать биллю отпор, а поскольку газеты связали с ним мое имя, я должен публично это опровергнуть, если ничего не сделать с самим биллем». 26 мая Дарвин воззвал к Плейферу, тот ответил, что менять текст уже поздно. На следующий день Дарвин помчался в Лондон совещаться с Гукером, узнал, что оба проекта рассмотрят осенью, а пока правительство учреждает комиссию. Ее возглавил вице-президент Общества защиты животных лорд Кардуэлл, вошли в нее второй вице-президент общества Н. Бейкер, биолог Д. Эрихсен, Хаксли и два парламентария. Дарвин от членства в комиссии отказался: хлопотно. Весь июнь он наблюдал жизнь червяков у Фаррера в Эбинджере.