Книга У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан

Листопад попытался ответить, но вместо связных слов вышло дробное захлебывающееся лязганье. Берегиня допрыгала до него и стала помогать разбираться с одеждой.

– Они не здесь переправились, – наконец выговорил монах. – Там, выше по течению, часах в трех-четырех быстрой езды мост есть.

У одевавшей его девушки опустились руки:

– Так что ж мы до него не доехали?

– Эта речка – Бережка, по ней граница Озерного края с Потловом проходит. Здесь на несколько лиг река не широка, где глубже, где мельче. А там, где мост, самое узкое место. Только с одной стороны потловский пост, а на другом – дружинники с Озерного края. У тебя документов нет, а у меня пропуск монаха. По которому меня никто монахом не признает. Так что мы только здесь проскользнуть могли.

– Не заболеем мы, интересно? – Оденсе приложила одну руку к своему лбу, другую – ко лбу монаха. Пальцы привычно покалывало. Она прикрыла глаза. – Сейчас все будет нормально.

Берегиня стояла к мужчине совсем близко.

– Может, ты просто замерз, конечно. Но сердце бьется с опасной частотой. Так что я немножко тебя полечу.

– Оставь. Ехать отсюда нужно, и побыстрей.

– И куда мы поедем? Седла мокрые, лошади тоже…

– Вот лошадям как раз двигаться нужно. – Листопад поймал себя на том, что прикасается кончиком носа к волосам девушки. – И место здесь не такое, чтобы засиживаться.

– Почему?

– Потому что тут контрабанду перевозят из Потлова. А нам с тобой только контрабандистов не хватает встретить для полного счастья. И потом, мы уже почти совсем рядом.

– То есть как? Ты говорил, что до ближайшего жилья еще ехать и ехать.

– А ты говорила, что нужно к обозу прибиться. А они, думаю, к ночи в любом случае на привал остановятся. Получается, нам их только догнать надо, так что начни свою Мать Берегиню просить о милости, чтобы переселенцы нас приняли за своих.

Оденсе нахмурилась. Она все еще не отрывала своей ладони ото лба Листопада:

– Думаешь, они злые?

– Да пусть будут злые. Главное, чтоб стрелять с перепугу не начали.

– А путники-то не новички в этом деле, – произнес монах, рассматривая погруженный в сумерки лагерь. – Так что с легкостью втереться в доверие не рассчитывай.

– В каком деле?

– Они не первый раз переезжают. Смотри, как подводы установили и дозорных выставили, – не подкрадешься незамеченным.

– Может, они просто не идиоты? – предположила Оденсе. – Ты хотел, чтобы они все вповалку храпели в ближайшем стоге?

Они оба напряженно всматривались в размытые силуэты.

– Ну что, рискнем подойти? – предложил монах и двинулся было вперед.

– Стой! – Оденсе неожиданно вцепилась в его рукав. – Слышишь?

Листопад замер, вглядываясь и вслушиваясь в сгущающуюся вокруг них ночь.

– Что такое? – Ничего не услышав, он вопрошающе воззрился на берегиню.

– Ты что, правда не слышишь? Стонет кто-то…

– Ну так лагерь… – Лицо Листопада залилось пунцовой краской. – Может, молодожены там у них.

Оденсе внимательно посмотрела на монаха.

– В таком случае стонут совсем иначе. – Она вздохнула и покачала головой. – А там кому-то больно. Ты же людей дольше меня лечишь и до сих пор путаешь?

Берегиня пошла вперед и потянула за собой лошадь.

– Стой! Мало ли там что! Куда ты пошла?

– Не бойся нуждающихся в помощи твоей. Так Ильсе говорила, моя наставница. Знаешь, она вообще никого не боялась.

– Вот, значит, откуда в тебе эта беспечная отвага. С детства прививали. Не самое лучшее качество для жизни в мире людей, – бормотал Листопад, волоча ноги следом за девушкой, бесстрашно шагающей к построенному квадратом обозу.

Три крытых фургона рядком внутри, а вокруг них четыре телеги.

– Добра вашему очагу! – приветствовала девушка замерших в удивлении молодых людей, когда между ними оставалось несколько метров.

– Кто такие? – вместо приветствия выкрикнул один из них. Его голос был простуженным и сиплым.

– Повитуха я, – ответила Оденсе. И мотнула головой в сторону монаха: – А это брат мой.

– И что же повитуха делает в такой час да в таком месте? – Подозрительность в голосе сиплого не скрывала ни одну из посетивших его мыслей. Ночь, двое верхом без багажа, да в приграничной полосе – что от них ждать, кроме грабежа, прикажете?

Его спутники уже шарили глазами по окрестностям, высматривая возможных соучастников. Из глубины фургона донесся тихий стон. Мужчины с тревогой переглянулись.

– С Брюльберга мы сами. А были в Золотарке. – Листопад добавил потловской мелодичной интонации в свой голос. – Старосты дочка от бремени разрешилась, так вот сестры моей присутствие там требовалось.

– А что, в Золотарке свои повитухи повывелись все? – спросил привалившийся к подводе парень.

– Была там одна берегиня, – кашлянул Листопад, – да орден ее забрал. А чё, стонет там у вас кто? Неможется, кажись, кому-то али нет?

Монах отметил, как дрогнуло лицо Оденсе при упоминании арестов, проводимых орденом.

– И вы из Брюльберга в глухомань поперлись из-за этого? – в свою очередь спросил сиплый, игнорируя адресованные ему самому вопросы.

– Так старосты дочка, говорю же – заплатили знатно. И почитай месяц жили как сыр в масле, пили-ели…

Привалившийся к подводе парень сплюнул себе под ноги:

– Не похожи вы на тех, кто месяц как сыр в масле…

– Какая разница? – вдруг взвился третий дозорный, сидящий на сложенных на подводе мешках. – Возле нас чего третесь? Дороги мало, что ль?

– Так костер у вас. Согреться, думали, дадите, – расстроенно произнесла берегиня. Ее попытка прибиться к переселенцам терпела крах, а монах оказывался кругом прав.

– Иди вон свой костер разводи и грейся сколько влезет! – не успокаивался сидящий на подводе. – Знаю я таких, навидался уже!

– Что вы расшумелись? – Холщовая стена одного крытого фургона приподнялась, и оттуда выглянула женщина с собранными на макушке в пучок волосами. Глаза у нее возмущенно блестели, а руки беспрестанно жестикулировали. – С ума сошли совсем?

– Гости у нас, – ответил тот, что плевал себе под ноги. И снова плюнул. – Говорили тебе – у поста лагерь разбивать нужно было, все одно безопасней сейчас там. Заладила – поедем, поедем…

– Так вы же сами говорили, что до Брюльберга всего ничего осталось! Вот я и думала, что успеем до темноты в городе очутиться. Ты же сам говорил, – напустилась она на сиплого, – что время терять не хочешь, а теперь меня крайней делаешь! – всплеснула руками женщина. – Тут она перевела взгляд на Оденсе: – А вы кто такие?