Книга Королевская кровь. Скрытое пламя - Ирина Котова

– Так внутри, ваше величество, – помявшись, ответил один из офицеров. – Ворота его впустили, вчера вечером еще…

Демьян не выдержал, сощурился, оглянулся на черный чугун. В ушах зазвучал прозрачный женский смешок, словно Богиня забавлялась над его недоумением.

– Ждать не можем, – сказал он резко. – Тарнрид, берете на себя командование. Максимально быстро собирайте лагерь, уезжаем. Нам нужно на запад, в сторону Лосиных порогов.

Подполковник Хиль Свенсен вышел из ворот, когда уже зазвучали моторы и машины стали осторожно разворачиваться на пятачке между озером и стеной Обители. Он был одет по форме, чисто выбрит, но так тих и задумчив, что у Бермонта не повернулся язык высказать свое недовольство. А вот спросить, кого Хиль там встретил, очень хотелось. Но он не стал. Вместо этого уступил подполковнику место на первом сидении, а сам разместился на заднем и практически сразу уснул. А его подчиненный, служивший еще при Бермонте-отце и сообщивший когда-то о смерти короля наследному принцу, сидел, уставившись в одну точку, и вспоминал.

…Он уже приходил один раз к черным воротам, больше пятнадцати лет назад, когда служил в охране Бойдана Бермонта. Но тогда ворота не открылись, словно намекая: то, что он ищет, до сих пор находится в большом мире. Он это знал, но все равно попробовал, потому что счастье было рядом, да взять его он не мог.

Увы, ответа Свенсену не дали, и он с головой окунулся в карьеру, быстро продвинувшись до поста начальника военной полиции Бермонта.

Десять лет назад король Бойдан решил отпраздновать свое сорокалетие на горнолыжном курорте. Праздник был неофициальный, больше похожий на гулянку для сослуживцев и друзей, поэтому королева с наследником остались в Ренсинфорсе. И на второй день праздника на глазах Свенсена его величество с частью соратников оказались погребены под мощной лавиной, сошедшей с гор.

Их упорно искали, копали многометровый слой снега с валунами и изломанными стволами деревьев, потому что берманы живучи, а уж его величеству сами боги велели выбираться из-под любых лавин. Но природа оказалась сильнее потомка Зеленого.

Изломанное тело короля нашли два дня спустя, он даже не успел обернуться. Вместе с королем погибли шесть офицеров, в том числе и старый, точнее, единственный друг Хиля, возглавлявший охрану дворца.

Подполковник Свенсен вспоминал, как он сообщал о находке рыдающей королеве и бледному, на глазах взрослеющему наследному принцу. Девятнадцатилетний мальчишка – разве он мог справиться с подданными, часть из которых была куда опытнее и матерее его? Однако он выиграл все бои, на которые отдельные безумцы, забывшие про то, что означает первая кровь, вызвали его, и стал управлять Бермонтом железной рукой. Иначе никак нельзя было утихомирить самолюбивые и буйные кланы, готовые броситься в войну при малейшей слабости короля. Постепенно все линдморы – вожди берманских кланов – были безжалостно умиротворены, собраны в Совет кланов и если и грызлись, то тихонько, чтобы не дай боги не прознал новый король. А те, кто и прежде верно служил его отцу, стали преданными помощниками сыну.

И вчера, когда они – злые, уставшие как собаки – прибыли к монастырю и настоятельница отказалась выдавать девчонку, от которой их спокойный, сильно заматеревший к своим двадцати девяти годам король просто с ума сошел, подполковник был готов брать Обитель приступом. Но Демьян Бермонт по телефону приказал относиться к святому месту со всем положенным уважением и ждать его.

Свенсен согласился, скрипя зубами. Люди были голодными и заведенными, поэтому он быстро занял их работой по обустройству лагеря, а потом какая-то важная старушка начала таскать из-за ворот, обидно щелкающих створками перед носами желающих заглянуть внутрь солдат, котлы с горячим рыбным супом, пироги и жаркое, и ей помогали, хвалили, благодарили, делали комплименты. Старушка краснела, светло улыбалась и вздыхала: «Эх, сынки, пришли бы вы хоть лет тридцать назад…»

А чтобы среди горячих насытившихся берманов и людей, служивших под началом Свенсена, не начали вспыхивать драки, он разрешил и купание в ледяной воде, и соревнования – кто быстрее обежит озеро, и дурацкое развлечение у ворот. И даже сам поддался общему веселью, хохоча над очередным неудачником, и тоже решил попробовать – так, в шутку, чтобы подчиненным не было обидно: ведь если уж начальство не пустили, то и им не надо сердиться.

Но ворота распахнулись, и подполковник испугался. Так испугался, что хотел сбежать. И только понимание, что после этого он потеряет право командовать – разве трус может быть авторитетом для мужчин? – заставило его сделать шаг во двор Обители. А потом еще и еще.

Очнулся он перед серой деревянной дверью кельи, за которой слышалось тихое женское пение. Какая-то незатейливая народная песенка с повторяющимся припевом, и по голосу никак нельзя было определить, молода ли женщина за дверью или стара, красива или нет.

Свенсен решился, открыл дверь – и замер. На него смотрели золотые и очень удивленные глаза вдовы его погибшего друга, пропавшей почти сразу после смерти мужа. Тарья-Катарина, такая же простая и красивая, как и тогда, когда он увидел ее много-много лет назад в ее восемнадцать. Холодная и гордая, настоящая дочь Бермонта, с русой косой, заплетенной вокруг головы, с мягкими губами и плавной линией плеч, с неторопливыми движениями рук, которыми она вышивала какую-то картину. Играло радио, ему она и подпевала минутой ранее.

– Баронесса Лифтор, – сказал подполковник сипло и опустился на одно колено.

– Здесь я просто Тарья, – ответила она после паузы. Отложила пяльцы, аккуратно сложила руки на коленях. – Зачем ты пришел сюда?

Он поколебался. Еще можно было уйти, и это было бы правильно. Но все-таки ответил ритуальной фразой:

– За благословением Великой Богини. Ты примешь меня?

Пропавшая баронесса молчала очень долго, и Хиль не поднимал глаз.

– Встань и возьми, – произнесла она наконец. Очень тихо, почти неслышно.

Кто же называл тебя холодной, прекрасная? Кто этот глупец? Кто твердил себе, что ты горделива и заносчива? Кто почти перестал посещать дом лучшего друга после вашей с ним свадьбы?

Тот, кто никогда не пробовал твоих губ вкуса первого летнего меда и твоей кожи, сладкой как молоко. Тот, кто был безумно влюблен в тебя и никогда не показывал этого. Тот, кто мечтал распустить твои косы и снять с тебя одежду, кто желал тебя все время, пока ты была рядом, кто разрывался между верностью другу и любовью к его жене.

Кто знал, что ты так отзывчива и покорна с мужчиной, что вздыхаешь тихо, сладостно и нежно, что твои глаза темнеют и наливаются истомой, что ты так ложишься и льнешь к телу, будто тут всегда должно быть твое место?

Не было этой ночью в келье Обители ни титулов, ни воспоминаний, а были только Тарья, и Хиль, и воля Великой Богини.

– Уходи со мной, – просил он ее утром. – Я буду тебе хорошим и верным мужем, Тарья.

Но она качала головой, снова заплетая свои длинные волосы в венок вокруг головы.