Книга Последние капли вина - Мэри Рено

Теперь, однако, Анита приветствовали повсюду как спасителя демократии, - и он стал вылитым демократом. Он гордо расхаживал повсюду, оголив правое плечо, как ремесленник, вместо левого - при том, что был весьма состоятелен и использовал в своей кожевенной мастерской и рабов, и свободных людей. Он делал себе имя в политике, это было заметно и в тот вечер: его беседу с друзьями постоянно прерывали многочисленные приветствия.

– Ну что ж, - говорил он, - за это мы сражались - и вот мы видим это. Здесь сидит народ, вступивший в свои права, простые люди, встретившиеся как братья, чтобы отметить свое торжество, чтобы воздать честь старым доблестным бойцам, разделить их гордость и ощутить их радость. День презрения к нерешительным и малодушным, к безразличным и увиливающим, ко всем, кто не воспринимал их борьбу как свою собственную. Им принадлежит будущее, это их день.

Его друзья рукоплескали. Но Платон нетерпеливо повернулся к Федону со словами:

– Что делает этого человека подлым при всех его громких словах? Кто эти люди? Что за личности? И кто такие простые… Федон, что скажешь? Ты ощущаешь радость, Алексий?.. Прости меня. Ты вправе задать мне тот же вопрос.

Я сказал:

– Это образное выражение, я полагаю.

Его голос всегда звучал громко и ясно; судя по спине Анита, тот, думаю, все слышал.

– Значит, плохое выражение, ибо говорит об образе того, чего не существует. Здесь нет Народа. Здесь есть двадцать тысяч тел, в каждом из которых томится в заключении душа, центр космоса, невидимого ни для кого иного. Здесь они остановились, чтобы в компании друг друга провести в безделье немного времени, прежде чем каждый вновь возьмется за свой одинокий труд, лишь посредством которого душа его выживет или умрет, совершая свое долгое путешествие к Богу. Кто может творить добро, не зная, что это такое? И как человек найдет это добро, если не в раздумьях, молитвах, или беседах с немногими взыскующими правды друзьями либо с учителем, посланным ему богами? Не возникнет оно в броских фразах, выкрикиваемых на Агоре и означающих одно и то же для всех, кто слышит, нет, лишь в долгом изучении самого себя и причин своих ошибок, в обуздании желания и обламывании его, как обламывают строптивую лошадь, и в новом покорном возвращении к истине - и лишь в конце этого долгого труда будет душа очищена от примесей, как золото. Ничто из этого не может произойти в толпе - здесь человек лишь клонится как тростник под ветром гнева, страха, невежественных предубеждений, подхватывая, словно заразу, ложную убежденность в своем знании - или же, в лучшем случае, правильное мнение, но не взвешенное и не просеянное. Что же такое Народ, чтоб мы ему поклонялись? Должны ли мы поклоняться зверю в человеке прежде бога в нем?

Я видел, как оглянулся Анит и совсем было заговорил. Он как будто испытывал не очень ясный для себя гнев; но, увидев меня, сохранил покой, явно считая, что я - подходящее лицо для решения этой проблемы.

– И все же, - начал я, - люди должны собираться вместе, чтобы устанавливать законы, идти на войну или воздавать почести богам; они должны учиться действовать на общее благо. И для каждого правильного дела они должны ощущать себя Демосом, уверенно, как моряки ощущают себя командой.

– Да - но пусть опасаются лжи в своей душе. Люди поклоняются подобным словам; и тогда, ощутив себя частью чего-то, неспособного ошибаться, они утопают в гордыне, думая лишь о том, насколько выше они, чем какое-то другое собрание людей, - а не о том, насколько ниже они, чем боги. Что есть Демос иное, чем волна, которая тысячу раз сменяет свое вещество, пока прокатится от одного берега до другого? В чем его образец, идея? Давайте допустим, что божественный разум может содержать - наряду с идеями справедливости, святости и истины - идею Человека, воплощающую каждого из них, во всех пропорциях, безукоризненно настроенных и истинных, как Зевс Создатель впервые задумал нас. Ты можешь сказать, что человек, так сделанный, будет ближе к богу; что ж, в порядке Вселенной есть место и для такой мысли. Но как может существовать идея Народа? Кто может создать ее, кроме любви? Был ли ты влюблен в нее, Алексий, когда шел в Филу? Нет. Ты был влюблен в идею свободы и был достаточно логичен, чтобы знать: то, что ты любишь, погибнет в одном-единственном твоем объятии. Можно ли мне сказать о Лисии, раз уж мы сегодня вспомнили его? Он любил справедливость, будучи истинным сыном Зевса, и желал делиться ею, как делился всем хорошим, что у него было. Почему он должен был любить Демос, он, обладавший достаточно великим сердцем, чтобы любить людей? Даже если Зевс Всезнающий должен был отправить на землю того совершенного человека, которого мы постулировали, стал бы он любить Демос? Я думаю - нет. Он бы любил всадника и простолюдина, раба и свободного, эллина и варвара, может быть даже порочных людей, ибо они тоже есть узилища богорожденной души. А Демос объединился бы с тиранами в требовании, чтобы его распяли.

На стадионе зазвучала музыка и появился отряд мальчиков - в шлемах и со щитами; одни держали в руках копья, другие - факелы; они должны были танцевать в честь Зевса. Федон поднялся и сказал:

– Кончайте спор без меня; но, пока не начались забеги, я хочу переговорить с Сократом.

– Идемте все, - сказал Платон.

Но когда мы поднялись, Анит повернулся и заявил:

– Именно так я и думал!

– Извини? - отозвался Платон, останавливаясь.

– Так ты, значит, ученик Сократа? - произнес Анит.

– Нет, - возразил Платон, приподняв брови и сурово сведя их. - Я горжусь тем, что я - его друг. Прости меня.

Он ушел вслед за Федоном, который ничего этого не слышал. Я двинулся тоже, но тут Анит протянул руку и потеребил меня за гиматий. Он, будучи противником всякой церемонности и почтительности, от которых, как он считал, несет олигархией, имел привычку хватать, хлопать по плечу и тыкать пальцем в собеседника. Я испытывал почтение к его заслугам, потому сел снова.

– Удивляюсь я тебе, Алексий, - заговорил он, - что ты, который только сегодня был увенчан демосом и получил почести как друг, мог так спокойно слушать эти враждебные разговоры. Я думал, ты по крайней мере не позволишь Сократу больше дурачить себя теперь, когда стал мужем.

– Знаешь ли, Анит, я сражался как демократ здесь и на Самосе только потому, что Сократ научил меня думать своей головой. И Платон покинул лагерь тиранов, хоть среди них были его родственники, именно благодаря науке Сократа. Он учит каждого человека искать истину в себе самом.

Я видел, что он ждет, пока я закончу, чтобы высказать заготовленные заранее слова, как вроде я вообще ничего не говорил. Мне было легко с ним, нравилось, что он обращается с каждым человеком как с равным; но все же странно говорить с человеком, в мысли которого не можешь проникнуть. Внезапно мне показалось, будто меня окружает большая пустыня; я даже ощутил страх перед Паном, гонителем стад, как в каком-нибудь безлюдном месте.

– Этот человек, - ворвался в паузу Анит, - сколько я его помню, вечно водился с богатыми молодыми бездельниками, которые рисовались своей возможностью жить праздно и растрачивали лучшие годы, хотя могли бы овладеть честным ремеслом. Станешь ты отрицать, что Критий был его учеником? Или ты предпочтешь сказать "его другом"? Мало того, даже после восстановления демократии он над ней насмехается и старается ее подорвать.