Книга Неукротимая Анжелика - Анн Голон

— Пророк сказал, что надобно жить для этого мира так, словно собираешься жить в нем вечно, и ради мира иного так, словно умереть предстоит завтра, — любил повторять Осман-бей.

Его мысли словно бы сообщались с помыслами тех, кто оказался на его попечении. Как паук, он ткал невидимую паутину, из которой им не было возможности выпутаться.

— Не томит ли тебя, Фирюза, — вкрадчиво спросил он однажды, — не томит ли тебя счастливое безумство любострастия? Уже давно ты лишена утех плоти.

Анжелика отвела глаза. Она скорее дала бы изрубить себя на куски, чем признаться, как ее лихорадит по ночам, как она просыпается с одной непобедимой жаждой: мужчину! Какого угодно!

Осман Ферраджи настаивал:

— Твое тело уже не боится любовника, который был бы нежен к нему. Не страшится насилия, как бывает у слишком нервных девиц. Разве оно не горит желанием познать новую страсть? Мулей Исмаил насытит тебя, ты испытаешь наслаждение… Хочешь ли, чтобы я тебя, наконец, представил?..

Он сидел на низкой скамеечке около ее изголовья. Анжелика внимательно посмотрела на него. Странен был этот огромный изгнанник из рая любви!.. Он внушал ей сложные чувства отвращения и уважения, она не могла освободиться от непонятной грусти, когда в глаза ей бросались признаки его положения: мягкие линии отяжелевшего подбородка, гладкие, слишком красивые руки и под атласом одеяния — выпуклые груди, как у многих евнухов в возрасте.

— Осман-бей, — спросила она напрямик, — как вы можете спрашивать о подобных вещах? Неужели вам никогда не было жаль всего того, чего вас лишили?

Брови евнуха вздернулись, и на лице появилась добродушная, почти веселая улыбка.

— Нельзя жалеть о том, чего не познал, моя Фирюза! Разве ты завидуешь сумасшедшему, который пляшет на улице, смеясь своим безумным мечтаниям? Однако этот безумец счастлив, его бредни дарят ему блаженство. И все же ты ни на миг не желаешь разделить с ним его веселье и благодаришь Аллаха, что тебе не суждена эта доля. Таким мне кажется состояние, в которое ввергает вас всевластная страсть. Под ее игом сильнейший из мужчин может превратиться в козла, блеющего перед самой глупой козой. Я благодарю Аллаха, что избавлен от этого ига. Тем не менее я признаю могущество этой природной силы. И делаю все, чтобы направить ее к той цели, к которой стремлюсь сам: к величию Марокко и очищению ислама!

Анжелика даже привстала, невольно увлекшись вдохновением стратега, по своей прихоти перекраивающего мир.

— Осман-бей, говорят, что вы привели Мулея Исмаила к власти и для этого подсказывали, кого ему надо убить или казнить. Но есть одно убийство, которого вы не предприняли, — его убийство! Зачем сохранять сумасшедшего изувера на марокканском троне? Разве вы на престоле были бы хуже его? Без вас он — только выскочка в кольце врагов. Вы — его хитрость, благоразумие и защита высших сил. Почему не занять его место? Вам бы это удалось. Разве не были когда-то евнухи византийскими императорами?

Верховный евнух продолжал улыбаться.

— Я весьма обязан тебе, Фирюза, за столь высокое мнение обо мне. Но я не убью Мулея Исмаила. Трон Марокко ему под стать. Он одержим неистовством завоевателя. Что может создать тот, кто не наделен оплодотворяющей силой?.. Кровь Мулея Исмаила — раскаленная лава. Моя же холодна, как вода ледяного ключа. И это благо! Он — Меч Пророка. Я мудр и хитер. Я воспитываю и обучаю его с той поры, когда он был всего лишь маленьким князьком, одним из ста пятидесяти сыновей Мулея Арши, совсем не заботившегося об их образовании. Он занимался только Мулеем Гаметом и Абдель-Ахметом. А вот я взял в оборот Мулея Исмаила. И он победил тех двоих. Мулей Исмаил — мое дитя в большей мере, нежели породившего его Мулея Арши. Поэтому я не могу его погубить. Он

— отнюдь не сумасшедший изувер, как может заключить узкий ум христианки. Ведь он же — Меч Господень! Разве ты не слышала, что Господь испепелил грешников Содома и Гоморры?.. Мулей Исмаил искореняет позорные пороки, распространенные среди жителей Алжира и Туниса. Он никогда не возьмет в жены женщину, муж которой жив, поскольку шариат запрещает прелюбодеяние. Он продлил на целую неделю пост в Рамадан… Став его третьей женой, ты укротишь бесчинства этой пылкой натуры… Мое дело будет исполнено. Хочешь ли ты, чтобы я представил тебя Мулею Исмаилу?

— Нет! — содрогнувшись, воскликнула она. — Нет… Еще не время.

— Так отдадимся на волю Провидения!..

И вот судьба нанесла беспощадный удар. Ее секира грянула нежданно. Это случилось в одно мягкое, свежее утро, когда Анжелика велела направить свой зашторенный экипаж, запряженный двумя мулами, в пальмовую рощу. Она получила от Савари записку, принесенную, хоть и не без препирательств, Фатимой. В ней он просил Анжелику прийти в пальмовую рощу к хижине, построенной для садовников. Жена одного из них, Бадиге, покажет ей, где находится ее старый друг.

Под мягко изогнутыми пальмовыми ветвями блестели зрелые янтарные финики. Рабы собирали их. У хижины садовников Бадиге подошла к коляске Анжелики, слегка раздвинувшей занавеси. Эта рабыня была взята в плен вместе с мужем. Две ее сестры, захваченные вместе с ней, попали в плен к Абдель-Ахмету, но сама она получила право остаться вместе с мужем. Мулей Исмаил, придерживаясь законов шариата, запрещавшего прелюбодеяние, никогда не разлучал жену с живым мужем. В неволе у нее родились четверо сыновей, ставших товарищами игр маленького принца Зидана.

Стрельнув глазами по сторонам, рабыня шепнула, что старый Савари сейчас неподалеку в роще собирает упавшие финики. Их добавляют в тесто прогорклых лепешек, которыми кормят невольников. Он работает в третьей аллее справа, но уверена ли госпожа в молчании евнухов, сопровождающих экипаж? Анжелика была уверена: к счастью, эти два молодых стража твердо усвоили только одно — Осман Ферраджи советовал им не раздражать француженку.

Направив коляску в указанную аллею, она вскоре обнаружила Савари, маленького смуглого гнома, весело собиравшего плоды в изумрудном сумраке пальм. Место было пустынным, слышалось только несмолкаемое жужжание мух вокруг гроздьев, усыпанных кристалликами сладкого сока.

Савари приблизился. Евнухи попытались преградить ему дорогу.

— Назад, толстые малыши! — добродушно сказал им старик. — Позвольте мне засвидетельствовать почтение этой даме.

— Это мой отец, — вмешалась Анжелика. — Вы же знаете, что Осман Ферраджи позволяет мне иногда его видеть…

Они не стали настаивать.

— Все идет хорошо, — прошептал Савари. Глаза его под очками лучились от удовольствия.

— Вы нашли еще одну залежь минерального мумие? — со слабой улыбкой спросила Анжелика. Она растроганно поглядела на него. Он все больше походил на бородатых хитроумных домовых, что приходят потанцевать у языческих каменных алтарей в полях родного Пуату. Иногда ей казалось, что Савари был не кем иным, как одним из старых добрых домашних духов ее детства, которых она так долго подстерегала в росистой траве, а они следовали за ней по пятам, чтобы охранить ее от напастей.