Книга Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

— Нет, — горячо возразила Терри, — не поздно! Вы поможете ему, когда он придет? Вы сделаете хоть что-нибудь, прежде чем он уведет меня отсюда?

— Если здесь будет Кэтрин, тогда появится крошечный шанс. Поможет и мастер-ключ, который по-прежнему с нами, — задумчиво проговорил Хорас. — И будет особенно здорово, если он придет один, без Йуну. Может быть, как раз в эту минуту он пытается избавиться от их общества.

— От Тарика, — поежившись, пробормотала Терри.

— Совершенно верно. Минотавр — его якорь. Если ему каким-то образом удастся исторгнуть из себя Минотавра, узы, которые скрепляют его с Йуну, лопнут. Лопнет и их незримая связь с тобой и твоим ребенком, Терри.

— Возможно ли это? Возможно ли, что ему удастся избавиться от Минотавра?

— Не знаю… Вот если бы Кэтрин нашла способ обратиться к тому, кого она однажды так страшно предала, и если бы он услышал ее…

Они говорили приглушенными голосами, обсуждая различные варианты возможных исходов противостояния. Каждый мысленно выстроил внутреннюю защиту от Йуну, которые иначе могли бы прочитать их мысли. Но если для Хораса и Терри это было привычным делом, то Роберт просто изумился тому, как легко ему это удалось.

Впрочем, его сильно тревожило, что он все еще не чувствовал глобальных изменений, которые по идее должны были произойти с ним, — ведь он приблизился к окончанию своего Пути. Вместо гигантского прилива сакральных сил он испытывал лишь внутреннее опустошение и нечеловеческую усталость.

— Роберт, вспомни, что я только что рассказывал о тайнике, найденном под обелиском, — вдруг обратился к нему Хорас, заметивший его состояние. — Я говорил о мастерке и о выемке в форме магистерского камня. Этот камень символизирует очищенное от всех земных пороков и условностей сознание того, кто прошел свой Путь до конца. Сосредоточься на этих моих словах. Попробуй погрузиться в медитацию с мыслями об этом. Это поможет тебе подготовиться к встрече с Адамом и финальным испытаниям. Похоже, Адам серьезно задерживается и у нас есть время, которое было бы глупо потерять даром.

Роберту вспомнились собственные мысли, посетившие его в тот ужасный день — 11 сентября. Тогда ему казалось, что любовь в одиночку не способна победить ненависть, которой руководствовались террористы. Теперь же он был убежден в обратном — только любовь может стать тем единственным оружием, которое способно уничтожить Йуну.

— Когда я однажды засмотрелся на ларец Злобы, — задумчиво проговорил он, — меня поразил один причудливый визуальный эффект. Его поверхность показалась мне одновременно вогнутой и выпуклой, и я никак не мог уловить момент перехода из одного состояния в другое.

— Правильно, — снисходительно заметил Хорас. — У тебя в любом случае ничего из этого не вышло бы, потому что поверхность мастер-ключа действительно была одновременно вогнутой и выпуклой. Парадоксы с материей и временем — особенность Пути. Попробуй припомнить те свои ощущения и сосредоточься на магистерском камне. В выемке, обнаруженной под обелиском, его не было. Она лишь точно повторяла его форму. А ты представь, что он там есть. Попробуй совместить в своем сознании его воображаемое присутствие и фактическое отсутствие.

Роберт сосредоточился и, для начала, в мельчайших деталях представил себе процесс демонтажа обелиска, который был совершен в 1879 году: вот рабочие оттаскивают его в сторону, и под фундаментом обнаруживаются масонские символы; вот мастерок, многие столетия назад вмурованный в камень; а вот небольшая выемка, повторявшая своей формой очертания магистерского камня… Она пустая, в ней ничего нет… А если представить, что он там есть, заполняет ее всю… Его нет… Но он есть…

Роберт открыл глаза и увидел себя посреди рощи, в которую он так любил захаживать в детские годы. Отовсюду неслись птичьи трели, под травой шелестел лесной ручеек, сквозь ярко-зеленую листву проступало яркое солнце, воздух был напоен душистой влагой. Он отыскал валун, на котором любил сидеть и размышлять. Он всегда приходил в эту рощу, когда ему нужно было разрешить какую-то дилемму, принять правильное решение, и всегда покидал это место просветленным и уверенным в себе.

В стороне треснула ветка, и из-под чьего-то сапога с писком шарахнулась лягушка. К нему кто-то приближался, но Роберт нисколько не встревожился. Сердце подсказало ему, что ждать беды от этого человека не приходится. У него была очень уютная, совсем родная аура. Наконец Роберт поднял голову и повернулся. Это был его отец. Поприветствовав сына кивком, он опустился на валун рядом с ним.

Они долго молчали, наслаждаясь близостью друг друга. Отец был сед, с грубоватым, обветренным лицом, мозолистыми ручищами и сутулой, натруженной спиной. Роберт видел его в точности таким, каким запомнил: сильным и добрым, всепонимающим.

— Тебе полюбилась эта роща, как я погляжу, — проговорил он.

Роберт молча кивнул.

— Столько раз я тебя отсюда выгонял. И мать тоже. Если тебя долго не бывало дома, мы с ней всегда знали, где тебя искать. — Отец обратил на сына задумчивый взгляд. — Я кое-что написал для тебя… — сказал он и полез в карман куртки. — Записку… Здесь то, что тебе нужно будет знать, если… настанет определенный момент.

Роберт взглянул на записку и тотчас узнал ее. Это было то самое письмо, которое он получил в Кембридже от неведомого родственника. Он сжег его тогда, но каждая строчка намертво врезалась в его память.

— Мы с матерью старались изо всех сил, чтобы ты держался от мистики подальше, — сказал отец и пожал плечами. — Это опасные, жуткие вещи. Они казались нам тем более опасными, что мы-то в них как раз не разбирались. Тебе твой дар передался от прежних поколений. В нашей семье, согласно преданиям и бабкиным рассказам, такое бывало, но мы с матерью зареклись втягивать тебя во все это. Мы хотели, чтобы ты рос современным человеком, чтобы чего-то добился в этой жизни без всякой мистики.

Роберт вдруг понял, что таким образом отец пытается попросить у него прощения — прощения за то, что до последнего не рассказывал ему о его даре.

— Когда у тебя будут свои дети, воспитывай их, как считаешь нужным, но не позволяй своим страхам мешать им.

Отец протянул Роберту мозолистую руку, и тот крепко пожал ее.

— Тебе не за что извиняться передо мной, папа. Тогда я был не готов, но теперь настало мое время.

Отец молча и тяжело поднялся с валуна и на прощание кивнул ему. Роберт провожал его взглядом. А когда отцовские шаги затихли вдали, он вновь прикрыл глаза и весь отдался пению птиц, теплым лучам солнца и шелесту лесного ручейка под ногами.

Когда Роберт очнулся, вокруг было уже темно. Хорас куда-то подевался, а Терри сидела на соседней скамейке и напряженно вглядывалась в его лицо. Как только он пошевелился и открыл глаза, она всплеснула руками:

— Черт возьми, Роберт, где тебя носило?! Я думала, ты так и проспишь здесь до утра!

— Спасибо, — невпопад отозвался тот, почувствовав дикую сухость во рту.