Книга Под чужим знаменем - Игорь Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но высокий моряк что-то понял, тоже остановился и, угрожающе поглядывая на филера, стал ждать. Тогда филер, смерив Красильникова недобрым взглядом, покорно побрел вслед за уходящей толпой англичан. «Спасибо, товарищ!» – мысленно сказал выручившему его моряку Красильников и, проводив англичан задумчивым взглядом, пошел в противоположную сторону.
Наплутавшись вдоволь в сложных лабиринтах припортовых улиц, Красильников вышел наконец к деревянным причалам. Здесь мерно покачивались на легкой волне ходкие рыбацкие фелюги. На корме одной ветхой лайбы сидел старик.
Увидев, что Красильников остановился, старик, глядя поверх очков, крикнул:
– Матрос, выпить чего не найдется?.. Есть отменная закуска! – И он показал на связку вяленой рыбы, висевшей на флагштоке.
Семен Алексеевич прошел не мешкая по причалу к лайбе.
– Какую службу здесь несешь? – дружелюбно спросил он старика.
– А служба у меня простая, – начал старик – видно, был из разговорчивых, – вроде сторожа я. – Он помолчал и с гордостью добавил. – Сорок годков день в день прослужил в этом порту, при таможне, а теперь… вот…
Семен Алексеевич даже присвистнул от удивления.
– Сорок лет?.. Наверное, многих моряков знаете?
– Известно, – кивнул бывший таможенник.
– А не доводилось вам встречать кого с бывшего эсминца «Гаджибей»? – дознавался Семен Алексеевич.
– С того, потопленного? – повел бровью в сторону рейда таможенник.
Красильников кивнул.
– Ходит тут один. Комендором был.
– Комендором? А фамилию его не вспомните? – с надеждой в голосе спросил Семен Алексеевич.
– А чего вспоминать? Воробьев его фамилия.
– Воробьев?.. Василий?.. – обрадовался Красильников.
– Василий. Он самый.
– Значит, он здесь? – продолжал несказанно обрадованный Красильников. – А где его можно повидать?
– Если есть на что выпить, то в аккурат через десять минут я его вам покажу.
– Есть! Есть! Пошли, папаша!..
Таможенник легко выбрался на причал.
– Подождите, а вахту кому?.. – вдруг остановился Красильников.
– А шут с ней, с вахтой!
В двух кварталах от порта, на ветхом каменном доме, висела на кронштейнах большая медная пивная кружка, а под нею красовалась надпись: «Эксельсиор». Старик таможенник свернул во двор, показал на пролом в стене, означавший вход. По выщербленным ступеням они спустились вниз. Под потолком каменного коридора висел тусклый керосиновый фонарь. Он освещал дубовую дверь.
Таможенник толкнул ее – и навстречу им с оглушающей силой вырвался нестройный гул, послышались невнятные пьяные голоса. Семен Алексеевич увидел низкий сводчатый зал, в котором за длинными дубовыми столами сидели люди. Это были рыбаки, грузчики, военные моряки, механики с мелких судов и портовые воры. На их одежде лежал отпечаток морских профессий. И только два филера, сидевшие неподалеку от входа, казались здесь такими же несуразными, как, скажем, архиерей на цирковой арене. Они тянули пиво и не спускали глаз с английских моряков, тесной кучкой сидевших за другим столом.
Таможенник повел Красильникова в конец зала ближе к стойке. Здесь в одиночестве сидел моряк в грубой брезентовой робе.
– Вот и дружок ваш – Воробьев, – показал старик.
Семен Алексеевич заглянул в лицо моряка, тронул его за плечо:
– Не узнаешь, Василий?
Моряк нехотя поднял голову, всматривался в Красильникова.
– Семен?.. Здорово! А мне кто-то сказал, что тебя будто убили. – Моряк ногой придвинул табурет для Красильникова и скомандовал в сторону стойки: – Матрена! Пива нам!
– А водочки не будет? – ласково напомнил таможенник, и глаза у него замаслились от ожидания.
Воробьев посмотрел на старика, покачал головой:
– Ох и надоел ты мне, старик!
Семен Алексеевич весело объяснил Воробьеву:
– Это он помог разыскать тебя. – И затем сказал таможеннику: – Вы бы сами выпили! А денег я дам!
– Понимаю! – проникновенно сказал таможенник.
Красильников достал из кармана несколько царских купюр и протянул их таможеннику. Тот не глядя зажал деньги в кулаке и, пятясь между столами, зашлепал к стойке.
А Семен Алексеевич и Василий Воробьев не спеша потягивали пиво и тихо переговаривались.
– Мне эта взрывчатка для большого дела нужна, – убеждал Красильников своего давнего друга, который сейчас смотрел на него какими-то грустными глазами.
– Не знаю, для чего она тебе нужна, но нету ее у меня. Я же не комендор сейчас. Рыбалю – и вся моя недолга.
– Значит, не поможешь? – тихо, чувствуя, как перехватывает от обиды горло, спросил Красильников.
– Значит, не помогу, Семен… – Помолчав немного, Воробьев хмуро добавил: – Да и к стенке сейчас за это без суда ставят!
– Боишься, выходит?
– Понимай как хочешь.
Красильников встал.
– Ты что ж, уходишь? – спросил, заметно трезвея, Воробьев. – А я думал, посидим… повспоминаем… Жизнь-то, жизнь ныне какая верченая… Одна и отрада – повспоминать…
– Нам вроде вспоминать нечего, – сухо сказал Красильников и, не прощаясь, круто повернувшись, двинулся к выходу. Поднявшись по ступенькам, постоял немного – нет ли хвоста? – и, успокоенный, зашагал по улице. Он так и не заметил, как из пивной выскользнул филер и приклеился к его следу…
Вот уже кончилась улица, и он свернул в переулок. Когда проходил возле какого-то дома мимо железной калитки, чья-то сильная рука внезапно ухватила его за рукав бушлата и рванула к себе. Калитка тотчас же захлопнулась, скрежетнул железный засов. Не успел Семен Алексеевич что-либо сообразить, как увидел, перед собой улыбающегося Воробьева.
– Не видал разве? За тобой шпик увязался… Давай за мной! – проговорил он, тяжело дыша.
– Как ты сюда успел? – удивился Красильников.
– Известно… проходными дворами, – переводя дух, ответил Василий и крепко, по-матросски хлопнул его по плечу.
Они торопливо пошли по какой-то сложной, запутанной дороге – мимо дровяных складов, старых сараев, полуразваленных землянок…
Верстах в пяти от Новороссийска, на берегу небольшого заливчика, стояло несколько выщербленных морскими ветрами рыбацких хат. А неподалеку от них вольготно покачивались на волнах заякоренные шаланды и баркасы. Сюда Воробьев и привел Семена Алексеевича.
– Вон мой корабль стоит…
«Мария» – крупно было выведено белой краской на борту ничем не примечательного баркаса.
– Здравствуйте вам, – послышался певучий женский голос.