Книга Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

Налала настойчиво жестикулирует, то и дело требуя, чтобы его покормили. Он постукивает мать ступней. Хлоп, хлоп, хлоп… Он настойчив и не дает себя отвлечь. Между ними, похоже, идет обсуждение каких-то условий. Нора пальцами постукивает по его спинке, как бы говоря: «Ладно, иди сюда, давай попробуем». Она могла бы просто притянуть его к себе, но вместо этого предлагает ему самому постараться. Теперь, когда его требованию уступили, Налала берет в рот один сосок, потом другой, а потом отстраняется.

Молочные железы Норы истощены, в них не осталось ни капли. Налала просит снова, поднимает руку, давая понять: «Я хочу, чтобы меня покормили». Обычно поднятая рука просто означает «подойди ближе», но контекст позволяет уточнить смысл. И мать, и детеныш понимают, для чего сейчас он просит самого тесного сближения.

На лице Норы точь-в-точь такое выражение, как у матери младенца, готового раскапризничаться. Налала внезапно разражается гневным пронзительным визгом, глядя на мать и при этом вопя, брыкаясь и даже шлепая ее по лицу.

Нора не отвечает, но и не уступает. Она просто обнимает детеныша, крепче прижимая к себе, чтобы усмирить его вспышку обиды. Постепенно малыш успокаивается, и мать расслабленно укладывается на висящую невысоко над землей толстую лиану, пристроив детеныша поверх себя. Мать хочет вздремнуть. Налала продолжает хныкать. Нора то и дело приоткрывает один глаз, взглядывает на него – и снова пытается уснуть (а может, просто притворяется). Он снова устраивает небольшую истерику, потом на мгновение прерывается, чтобы проверить, смотрят ли на него и стоит ли тратить силы на продолжение представления.

Нора – уверенная в себе мать, весьма разносторонняя в социальном отношении. Она не впадает в беспокойство, если оказывается одна. И при этом она часто проводит время с высокоранговыми самцами. Таким образом Налала с самого рождения выстраивает связи в группе и наблюдает за их развитием. «А это, в свою очередь, означает, – говорит мне Кэт, пока я наблюдаю за неугомонным малышом и его мамой, – что Налала – выдающийся претендент на то, чтобы достичь очень высокого статуса в иерархии».

Сейчас он такой милый, невинный, очаровательный пушистый комочек. Даже неприятно думать о том, каким он станет лет через тридцать, пройдя через жизнь, полную конкуренции, драк, устрашающих демонстраций силы. Жизнь самки шимпанзе имеет множество отрицательных сторон. Но и жизнь самца в мире сплошного доминирования тоже не так уж безоблачна, ведь ему приходится либо подчиняться вышестоящему, либо платить высокую цену за статус альфы. Но есть шанс, что он выберет другой путь – путь Урсуса или Паскаля.

Трудно предсказать, каким окажется его будущее. Жизнь шимпанзе разнообразна, как краски на палитре. Мы уже видели, что некоторые самцы предпочитают вести себя мирно, держась в стороне от политических перипетий, а другие одержимы статусом и организацией стратегических союзов. Самки более аполитичны и значительно реже дерутся. Они тоже завязывают дружбу, но не для того, чтобы получить стратегическое преимущество; просто куда лучше идти по жизни с другом, нежели в одиночку.

Конфликты в социальных группах неизбежны, так что умение их улаживать – ключевое условие поддержания стабильности. Вот почему высокоранговые шимпанзе обоих полов время от времени вмешиваются, чтобы прекратить ссору. Подобный беспристрастный арбитраж показывает, что у них существует забота о благе сообщества в целом[378] – свойство, которое редко[379] встречается у животных помимо человека (да и у людей присутствует далеко не всегда). Действия, говорящие о том, что драка – это плохо, подразумевают наличие некоего морального начала, то есть различения добра и зла.

Поскольку полностью избежать конфликтов невозможно, особую важность приобретает восстановление мира после ссоры. Самцы шимпанзе одновременно и более агрессивны, и более сильны в роли примирителей[380]. Они больше выигрывают и больше теряют от поддержки других. Они вынуждены сотрудничать, когда охотятся или обороняют территорию. Иногда какой-нибудь третий шимпанзе встревает между двумя, которым нужно уладить ссору, и выступает в роли посредника при примирении. Например, он начинает заниматься грумингом с одним из конфликтующих, и вскоре уже они оба вычесывают посредника. Миротворец понимает суть отношений между двумя другими самцами; такой когнитивный уровень называется тройственной осведомленностью[381]. Миротворец может затем подняться и уйти, оставив участников конфликта в уже более спокойной ситуации. После соперники начинают вычесывать друг друга, конфликт смягчается, и все возвращается на круги своя. Происходит это отнюдь не случайным образом. Поскольку примирение требует совместных усилий, а значит, и плана, оно возможно лишь в том случае, если этот исход желателен для всех участников.

Намби, достигшая необычно преклонного возраста для диких шимпанзе (целых 56 лет), пользуется «тройственной осведомленностью», чтобы обеспечить своему сыну Мусе подъем по карьерной лестнице. Намби вычесывает доминантных самцов, а потом своего сына. «Так что в итоге все волей-неволей сдвигаются теснее, садясь почти вплотную», – говорит Кэт. Потом Намби ненавязчиво покидает компанию, оставляя своего сына взаимодействовать, так сказать, с правящей верхушкой сообщества.

Шимпанзе причиняют друг другу вред и оказывают помощь, конкурируют и поддерживают друг друга, потому что они наделены интеллектом и осознанием многоплановости своих перекрывающихся, а иногда и противоречивых целей. Шимпанзе сообразительны и обладают достаточно долгой памятью, чтобы знать, кто их друзья, кто – сексуальные партнеры, а кто – злейшие соперники.

По-видимому, шимпанзе понимают, что совет «возлюби врага своего» весьма оправдан с практической точки зрения. И это не просто способ восстановить временное спокойствие. Это способ добиться единства, запустить «перезагрузку» группового самосознания и чувства принадлежности к группе. То же самое можно сказать и о нас. Месть – не единственный способ уравнять счет, она поможет не в любых ситуациях. Если в лодке сообщества образовалась течь, значит, ее нужно починить, выправить крен – за счет социального взаимодействия. Эмпатия имеет две стороны, и она позволяет нам устранять ущерб, который мы же и причинили. Прощение, предложение мира, даже помощь тем, с кем у нас возникли серьезные противоречия, – все эти социальные действия дают нам возможность перевернуть страницу, двинуться дальше и, что особенно важно, сохранить единство. Здесь границы между шимпанзе и людьми размываются, потому что побуждения наши сходны и средства достижения целей тоже вполне сопоставимы.

Маргарет Мид считала краеугольным камнем человеческого социума взаимность, а Франс де Вааль также видит краеугольным камнем сообщества шимпанзе примирение. И примирение, и миротворчество – все это отнюдь не человеческие изобретения. Мы находим то же стремление – простить и начать все с чистого листа – у многих других видов. Чаще всего мы наблюдаем это на примере наших собак. Даже если иной раз им случается огрызаться, они не стараются сохранять враждебные отношения ни между собой, ни с нами; они готовы лизнуть друг друга