Книга Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд

Один за другим все французские корабли сдались, однако англичане тоже понесли потери. Самого Нельсона настигла шальная пуля, и, смертельно раненный, он рухнул на палубу. Говорят, что в ту минуту он произнес: «Ну вот добрались и до меня». Нельсон прожил еще два часа, до трех пополудни, а к пяти часам битва завершилась взрывом французского корабля «Ахилл» (Achille). Отточенная выучка британских моряков и дальновидность их командиров обеспечили победу Королевского флота в Трафальгарской битве.

Из 33 кораблей франко-испанской флотилии 17 были захвачены или потоплены. Британцы не потеряли ни одного судна. Победа утвердила превосходство Британии на море, и с тех пор все разговоры о возможном вторжении Франции прекратились. На банкете у лорд-мэра, состоявшемся в следующем месяце, гости поднимали тосты за Уильяма Питта, называя его «спасителем Европы», на что он довольно скромно заметил: «Я сердечно благодарю вас за столь высокую честь, однако Европу спас не отдельно взятый человек. Англия теперь спасена благодаря собственным стараниям, и я верю, она спасет Европу, вдохновив ее своим примером».

Победа при Трафальгаре навсегда запечатлелась в национальной памяти и триумфально вошла в историю военно-морского дела. Наполеон, находившийся в самом сердце Европы, не сразу узнал о поражении; получив известия, он, по свидетельствам очевидцев, вскочил из-за стола и воскликнул: «Я не могу быть везде!» Как бы то ни было, он готовился нанести решающий удар по русской и австрийской армиям. 13 ноября он вошел в Вену, где принялся за реорганизацию дел эрцгерцогства, однако к концу месяца Бонапарт уже шел в наступление против объединенных сил противника. Быстро перебросив войска, он встретился с врагом лицом к лицу 2 декабря 1805 года между городами Брно и Аустерлиц, где, умело маневрируя, сумел разделить союзную армию на две части. «Один точный удар, – говорил он, – и война окончена». Изображенная Наполеоном нерешительность сподвигла противника пойти в контратаку, и тут Бонапарт бросил в бой подкрепления, которые до сих пор скрывались в густом тумане. Кавалерия общей численностью 10 000 человек совершила несколько атак – и победа Франции была обеспечена.

Это сражение получило название «битва трех императоров», причем двое из них – царь Александр I и последний император Римской империи Франц II – покидали поле боя в смятении и замешательстве. Их армии обратились в бегство. Очевидец вспоминал: «Под конец уже не было ни полков, ни корпусов, лишь беспорядочные банды мародеров». В битве под Аустерлицем австрийцы и русские потеряли около 26 000 человек, французы – порядка 7000. Александр согласился отозвать войска, а Франц был вынужден принять унизительные условия мирного договора. Наполеон стал владыкой Европы.

Говорили, что известия об Аустерлицком сражении фактически убили Питта. Долгие дни и недели он ходил с так называемым «лицом Аустерлица», выражавшим глубокую печаль. Как-то лорд Окленд из партии вигов сказал, что от исхода этого сражения «зависело не только благополучие, но и существование Британской империи». Радость по случаю победы у Трафальгара оказалась преждевременной.

После победы при Аустерлице Наполеон с триумфом вернулся в Париж. Он провозгласил королем Неаполя своего брата Жозефа; другой брат, Луи, стал королем Голландии. А заклятый враг Бонапарта Уильям Питт находился при смерти. Личный секретарь Питта Уильям Дакр Адамс позднее писал, что глаза министра были «почти безжизненными», а голос – «глухим»; его рвало от любой еды, кроме сырого яйца с бренди. В разговоре со своим врачом сэром Уолтером Фаркухаром он однажды сказал: «Во время беседы о важном деле я вдруг почувствовал, словно меня разрубили пополам». Виной тому могли быть его печень, почки или желудок.

В январе 1806 года, лежа на смертном одре, порой он бормотал «Правильно! Правильно!», словно слушая дебаты в палате общин. По разным источникам, вечером 22 января он воскликнул: «Как я люблю свою страну!» или «Как я покину свою страну?». Ранним утром следующего дня он умер; ему было сорок шесть лет. Двадцать пять лет он был путеводной звездой Вестминстера. Теперь звезда угасла, и, как сказал Фокс, «чего-то стало не хватать в этом мире».

Группа политиков, известная под названием «друзья мистера Питта», пребывала в замешательстве; все они были компетентными людьми, однако среди них не было ни одного, кто мог бы стать новым лидером, и, когда король спросил оставшихся министров, продолжат ли они службу при новом руководстве, они ответили отрицательно. Они не считали возможным, чтобы кто-то из них взялся руководить остальными. Когда король понял, что они не смогут сформировать новое правительство, он обратился к Уильяму Гренвилю, видя в нем возможного кандидата на пост. Отец Гренвиля когда-то был первым министром, а сам он, приходясь двоюродным братом Питту, служил министром иностранных дел. Он, несомненно, имел большой политический вес, однако его нельзя было назвать питтовцем, он даже близко не был похож на покойного.

Гренвиль, в свою очередь, обратился к Чарльзу Джеймсу Фоксу и его сторонникам-вигам. В итоге правительство, которое было сформировано, не без сарказма называли «правительством всех талантов» (The Ministry of All Talents). Фокс занял пост министра иностранных дел. Те, кого тогда называли гренвильцы, фоксийцы, уиндхемцы, лэнсдаунцы, сидмутцы и эддингтонцы, также вступили в новое правительство. Это свидетельствовало о том, что виги в рамках своей политики отдавали должное роли личности в большой игре Вестминстера. Сам Гренвиль решился возглавить коалиционное правительство, направляя и предостерегая при этом различных независимых министров. Его должность нельзя было назвать стабильной, а его правительство просуществовало немногим больше года. Ярый виг Джон Кэм Хобхаус писал: «Ненависть, которую вызывала эта коалиция, оказалась сильнее их непродолжительной власти». Членов правительства обвиняли в кумовстве и коррупции, в итоге нападки слились в крайне многозначное понятие «злоупотребление служебным положением». У вигов выдался не лучший год.

Фоксу предстояло ускорить проведение переговоров с Бонапартом и его представителями. В свое время именно Фокс воспевал революцию и рьяно отстаивал французские идеалы даже после того, как от них отступились самые преданные сторонники. Однако теперь он оказался в неудобном положении, осознав, что его давний герой Наполеон Бонапарт был столь же вероломным и опасным политиком, как и все прочие. Безуспешные переговоры с французским министром иностранных дел Талейраном убедили Фокса в том, что достичь мира будет не так просто. Французы по-прежнему проводили политику агрессии и континентальных завоеваний. В разговоре со своим племянником лордом Холландом Фокс заявил: «Их уклончивое и неискреннее поведение наводит на мысли о том, что они ведут нечестную игру». Тем не менее некоторые полагали, что Фокс, в прошлом ярый франкофил, все же заключит мир с Францией на любых условиях; молодой Пальмерстон[231] писал: «Не понимаю, как в настоящий момент мир может принести нам хоть что-то, кроме бесчестия и поражения». Фоксу не пришлось долго мучиться от тревог и разочарований – осенью 1806 года он умер.