Книга Рутина - Евгений Алехин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьявол
висел
рядом,
как сосед на верхней полке
в поезде.
Он сказал:
– Каждый твой зевок будет наполнен моими хуями.
Хуи меня не пугали, хоть и отвращали.
Но пугала тоска, которая была несовместима с мыслью о жизни.
Я почувствовал, что эта же тоска спровоцировала мою маму выброситься из окна в ранней юности.
Я оказался в ней, в матери, стал ею.
Кажется, это был семьдесят четвертый или третий год.
А потом тоска все росла, и вот она смотрит на своего мужика – Валеру – и говорит:
– Стреляй.
Он убивает ее, а потом и себя.
Но это говорит мне Даша.
Это уже мой сюжетик.
Нужно было умереть.
Сначала убивал ее образ, резал его ногтями, а потом склеивал заново. Это продолжалось долгие часы или секунды. Я прошел в темноте на кухню, взялся за ножик, начал резать руку вдоль. Но вдалеке услышал слова молитвы. «Дай мне увидеть свет». В недоумении сел на задницу. Тоску можно было преодолеть, чем одержимее я повторял молитву, тем меньше становилось меня, а значит, и меньше муки. Повторял этот текст до рассвета, черная кровь вытекала на пол. Попытался поделиться своим странным опытом. Вернулся в комнату к друзьям и включил свет. Но я мог только лаять. Михаил Енотов смотрел на меня из постели с какой-то странной улыбкой. А все, что я говорил, превращалось в собачий лай.
Маленькие психозы
Я ночевал у своего друга, Жени Родина, гитариста и кинооператора. Вечер накануне был очень хороший, мы обсуждали фильм «Установщик» с Женей и великим режиссером Игорем Поплаухиным. Это фильм, сценарий к которому мы писали втроем вместе с Кириллом Рябовым и, собственно, Игорем. Хотел собрать команду из лучших, блять. Я там буду играть установщика дверей – этой идеей я вдохновился, когда мы с Маратом Басыровым работали на такой работе. Для меня это очень важный сценарий, моя последняя дань памяти другу и наставнику.
Женя Родин должен был стать оператором, но пока сомневался, какие-то претензии у него были к истории с точки зрения визуализации. Но мне показалось, что мы с Игорем его продавили. С утра он меня проводил до метро, и в глазах его была тревога. Хоть и было стойкое ощущение, что фильм состоится, но Женя, казалось, чувствовал лучше меня, что едет моя крыша. Я задыхался от счастья, а потом тревожился, говорил стихами, которые обычно пишут с петлей на шее. Накрыло в вагоне. Понятия не имею, как и зачем я оказался на «Алексеевской». Двери открылись, я вышел и побрел, не зная дороги.
Я спродюсирую великий фильм – будущее мелькало у меня в голове. Ребята сейчас едут в Канны с короткометражкой «Календарь» и там возьмут приз, продюсеры будут вертеться рядом, и через год мы точно запустимся. Я не заслуживаю такого счастья. Я дьявол. Я не святоша, почему я не ем мяса? Мне нужно мясо убитых животных. Я зло, и я люблю зло в себе. Я зашел в макдональдс и выбрал самый стремный и здоровый бутерброд с говном.
Короче, карточка моя почему-то не проходила, не читалась в макдональдсе. Мне нужно было попасть в ад, но я застрял на входе.
– Блять! – заорал я. – Дайте мне говна срочно, срочно, мне нужно в ад, меня там ждут.
Люди с детьми отшатнулись от меня. Очередь заволновалась. Кассирша улыбалась мне, она на этих вратах повидала и не такое.
– Карточка не проходит.
– Пожалуйста, – взмолился я.
Ко мне подошел уборщик и попробовал вытолкать.
– Может, хоть немного на швабре осталось?
Я наклонился и попытался лизнуть швабру. Я весь был потный, меня трясло.
– Мой фильм скоро запустится, – сказал я.
– Вам лучше подождать снаружи.
Я думал, что мне надо броситься под машину. Но я застрял, как бы видя развилку судеб. Одновременно умирая, сходя с ума, становясь бомжом. Не то. Это не то, что я должен делать.
Потом пошел в «Шоколадницу» и попросил администратора вызвать мне скорую. Скорая приехала, уехала. Меня не забрали. Я не понимал, кто я такой. Пожалуйста, заберите меня в психушку, уговаривал я. Похоже, я сбежал оттуда. Случилось что-то страшное. Я понял, что моя жена умерла. Даша умерла, а я сижу тут и пытаюсь скрыть от себя этот факт. Потом я вспомнил, что умерла не она, а моя мать. Че за хуйня, че за путаница, это было. Да, все верно, такое точно было, мать умерла. А с женой-то что? Потом приехала Света Черникова, бывшая жена Михаила Енотова.
– Мне надо к Роме Каримову на собеседование, – сказал я. – Он звал меня писать для него.
Света не поддерживала мою идею, но свозила меня к Роме. Помню очень смутно, что я пил вино у него дома, общался с ним и его продюсершей Яной. Они предлагали мне взять какое-то тестовое задание на дом, но я сказал, что готов выполнять все сразу – я пишу очень быстро и сразу начисто.
– Это же просто для меня. Мне не нужно думать, сцена сразу возникает в голове.
Мы посидели так пару часов.
Света была как моя мама, а я как ебанутый малыш.
– Мне кажется, тебе надо проспаться, – сказал Рома. – Ты сейчас решаешь какие-то проблемы. Душу что ли дьяволу продать пытаешься?
Мы поехали к Свете домой, на съемную квартиру. Она мне дала укулеле и велела играть. Я прыгал с укулеле, мне казалось, что мы дети, нам лет по восемь. Хороший был вечер, кажется, скоро я сошел с ума окончательно. Помню, я принимал душ, а Света зашла в ванную что-то достать из стиральной машинки. Я прикрыл срамоту, а она махнула рукой, как будто я был ее сыном, и сказала:
– Да можешь и не прятаться.
Мама? – подумал я. И вдруг вспомнил, что в 2005 году, когда мы поступали во ВГИК, у Светы было прозвище. Мы ее звали мамой, потому что она жила одна среди мужиков в большом зале-казарме и никак не реагировала ни на кого в сексуальном плане.
Но теперь надо вернуться в декабрь шестнадцатого. Когда меня первый раз привезли в психушку, я пообщался с психиатром. У меня в голове что-то взорвалось, но я не умер.
– Блять. Я же бог. Смотри, идиот.
Я встал и попытался открыть дверь.
– Ты куда собрался?
– Я сейчас ее открою, и за дверью меня будет ждать жена. И Костя. У меня все хорошо. Это я моделирую мир.
– Нет, у тебя не очень хорошо все, судя по всему.
