Книга Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

Не знаю уж, какие мысли и чувства обуревали Генриха де Гиза при виде ожидающего его появления войска Его Величества. Наверняка он не был готов к подобному приему. Но обстановка требовала действий быстрых и решительных, тех, на которые он был большой мастер. Хотелось верить, что именно тех самых, о которых говорили незадолго до этого на военном совете у короля маршал де Монморанси и я.

* * *

Батальонные каре королевских аркебузиров, прикрытые на флангах строем пикинеров, занимали фронт между двумя уже названными замками, не двигаясь с места и явно не желая проявлять какой-либо избыточной активности. Они стояли, вяло переговариваясь, лениво поглядывая, как у них на глазах перестраиваются в боевые порядки походные колонны армии де Гиза. Полагаю, подобная ленивая медлительность должна была вселить уверенность в душу молодого полководца. Вот взвыли трубы, ударили ротные барабаны, знаменуя начало битвы, и плотные квадраты гизарских батальонов, опустив острия пик первой шеренги, двинулись в атаку на суматошно готовящиеся к бою королевские каре. Я невольно усмехнулся, наблюдая представшую моему взору картину.

Вслед за многими военачальниками своего времени Гиз считал тянувшиеся в обозе пушки и бомбарды пригодными лишь для осады крепостей, а потому, не желая искать противника в пороховом дыму, даже не позаботился подтянуть орудия на передовую позицию. Да и к чему! И без этих грохочущих чудовищ, распугивающих лошадей и мешающих слушать слова команд, никчемная армия никчемного короля готова броситься наутек при первом же натиске.

Со стороны все действительно выглядело именно таким образом. Для порядка сделав пару залпов каре, даже не сойдясь врукопашную, войска начали, пятясь, отступать в сторону Сены, явно не желая проливать свою кровь. Однако при всей очевидности этой картины в ней имелся ряд весьма существенных «но». Во-первых, немалая часть аркебузиров, скрытая от наблюдения холмами, вместо отступления предпочла укрыться за каменными стенами Буи и Пипе. Во-вторых, жандармы, посланные Гизом для того, чтобы отрезать королевским войскам путь к отступлению, были встречены и отброшены назад Анжуйской гвардией под командованием д'Эпернона. В-третьих, отступившие французы вовсе не собирались спасаться паническим бегством, а, отойдя, заняли позицию за свеженасыпанным валом вокруг еще одного форта, до того незаметного за деревьями, растущими на опушке бора. Оно звалось Руассон, и Гизу было суждено надолго запомнить это название. Едва лишь его батальоны оказались внутри треугольника, образованного названными укреплениями, оттуда, точно по знаку дирижерской палочки, басовито грянули молчавшие до того замаскированные батареи. Ядра и бомбы, обрушившиеся на стесненные толчеей ряды гизаров, с каждым залпом валили наземь десятки убитых и раненых, покрывая луг потоками крови. Вслед пушкам и бомбардам вновь заговорили аркебузы. Попавшая в тиски артиллерийской засады пехота была обречена и, сознавая это, в ужасе металась под кинжальным огнем, ища спасения.

Видя крах лобовой атаки, разъяренный Гиз попробовал вновь бросить в бой кавалерию. Оставив завесу из нескольких сотен всадников со стороны анжуйцев, он лично повел войска через просеку, идущую сквозь бор, надеясь атаковать Руассон с тыла. Несчастный! Только этого и ждал весь мой десятитысячный отряд. Едва всадники Меченого втянулись в гибельный коридор, с обеих сторон на колонну обрушилось сонмище жадных до легкой добычи рейтар и ландскнехтов, в считанные мгновения превращая цвет армии Лиги в мертвое и ограбленное Ничто. Лишь особо удачному положению звезд в этот злосчастный день сам Генрих де Гиз был обязан спасением. С горсткой телохранителей он вырвался далеко вперед и скрылся в глубине леса, чтобы, промучившись в поисках дороги весь день, к вечеру найти убежище на ферме, по иронии судьбы носившей название Бель Гиз.

* * *

– Господь даровал мне победу! – восторженно выпалил Генрих III, едва лишь адъютант Монморанси привез ему сообщение о разгроме войск Лиги. – Господь вновь даровал мне победу! Он любит меня! Вы слышите, Он любит меня! Я должен вознести Ему благодарственную молитву! Где здесь ближайший храм, монастырь, на худой конец часовня?

– К ночи можно добраться до аббатства Клерво, – неуверенно предложил кто-то из придворных.

– Здесь ближе есть часовня в Пайене, – подсказал еще кто-то.

– Решено! – ликующе воскликнул Генрих III. – Я еду в Пайен!

Глава 29

А ну-ка, Джон, поговорим короче,

Как подобает старым морякам.

Я опоздал всего лишь на две ночи,

Но третью ночь без боя не отдам.

Старинная пиратская песня

Покрытые ковром деревянные трибуны, сооруженные поодаль от места сражения для придворных и в особенности прекрасных дам, дабы дать тем возможность насладиться кровавым зрелищем баталии, ликовали, бурно выражая свой восторг. Конечно, не все царедворцы пожелали воочию созерцать столь изысканное зрелище. Особо чувствительные девицы считали недостойным бестрепетно взирать на хладнокровное смертоубийство христиан. Вероятно, они были бы подняты на смех, когда бы не стала во главе их сама вдовствующая королева-мать, во всеуслышанье заявив, что хотя сражение и является вынужденной необходимостью, любоваться столь гнусным зрелищем – признак весьма дурного тона. Однако, невзирая на столь авторитетное мнение, большинство королевской свиты не могло отказать себе в удовольствии воочию полюбоваться знатной схваткой.

Сейчас многие из них жалели, что побоище на лесной просеке было скрыто от их глаз, и никто из них не мог лично наблюдать бегство Гиза. Компенсируя это досадное неудобство, собравшиеся с упоением слушали пояснения герольдов, по ходу боя рассказывавших, что именно происходит перед собравшимися поглазеть зрителями, и радостными воплями приветствовали очередного адъютанта, спешащего к королю с победными реляциями. Флейтисты королевской капеллы, все время боя услаждавшие слух придворных изысканными итальянскими мелодиями, при виде каждого нового всадника с воодушевлением выдыхали благодарственный гимн «Коль славен царь!» под громкие овации знати.

Теперь битва была закончена, и Его Величество по-отечески милостиво принимал военачальников, отличившихся нынче в сражении при Руассоне, щедро жалуя героям знаки нововведенного ордена Святого Духа. Среди отличившихся был и я, хотя, вешая мне на шею орденский крест, Генрих не преминул напомнить с упреком, что бегство Гиза на моей совести.

– «Капитан!» – раздалось у меня в голове, когда драгоценный знак с пикирующим голубем Святого Духа коснулся моей груди. – «Ты орденок-то на всяк случай заныкай. Будет чем порадовать Отпрыска. Тому небось по приколу будет показать гостям один из первых десяти орденов Святого Духа».

– «О чем ты говоришь?» – возмутился я. – «Я должен передать этот крест настоящему Генриху Наваррскому!»

– «Вот ты загнул!» – возмутился Рейнар. – «Да если хочешь знать, когда Наваррский станет Генрихом IV, он их себе при желании нажалует на всю грудь. Справа налево кресты, слева направо – звезды!»

– «Ну это еще когда станет!» – усомнился я.