Книга Пусть умирают дураки - Марио Пьюзо

Такси остановилось перед ветхим зданием на главной улице. На окне золотыми буквами была сделана надпись «Международный Банк Футаба». По обе стороны от дверей стояли два человека в форме с автоматами.

— Суровый город, этот Гонконг, — сказал Калли, кивая в сторону охранников. Он взял чемодан и пошел к дверям.

Внутри Калли прошел в холл, постучал в дверь, и мы вошли. Небольшого роста евразиец с бородой, улыбаясь, посмотрел на Калли и пожал ему руку. Калли представил меня ему, однако фамилия моя оказалась странной комбинацией каких-то слогов. Потом этот евразиец повел нас дальше по холлу в огромный зал с длинным столом для совещаний. Калли забросил чемодан на стол и раскрыл его. Должен признаться, зрелище было впечатляющее. Чемодан был набит хрустящей японской валютой, напечатанной черным цветом на серо-голубой бумаге.

Евразиец снял трубку и произнес в нее несколько слов по-китайски, должно быть указаний. Через несколько минут зал заполнился банковскими служащими. Их было человек пятнадцать, все они были в черных блестящих костюмах. Они налетели на чемодан, Им понадобилось больше трех часов, чтобы сосчитать и запротоколировать деньги, пересчитать их и снова проверить. Потом евразиец отвел нас опять в свой офис, заполнил целую пачку бумаг, потом подписал их, поставил на них печати и передал их Калли. Просмотрев бумаги, Калли сунул их в карман. Целая пачка документов — вот так «небольшая» квитанция!

После всего этого мы вышли из банка и очутились на залитой солнцем улице. Калли был вне себя от возбуждения.

— Мы сделали это, — сказал он, — и теперь свободны.

Я покачал головой.

— Как ты мог пойти на такой риск? — сказал я. — Это безумие, таскать так много денег.

Калли с улыбкой посмотрел на меня.

— А ты думаешь, веселое занятие — заниматься казино в Вегасе? Все это риск. У меня рисковая работа. И на этой работе я имею приличную долю.

Когда мы сели в такси, Калли сказал шоферу, чтобы тот отвез нас в аэропорт.

— О Боже, — сказал я, — мы проехали полмира, а я не могу даже попробовать гонконгских яств.

— Не будем искушать судьбу, — сказал Калли. — Кто-нибудь может подумать, что мы еще с деньгами. Поедем-ка быстрей домой.

Во время долгого обратного перелета в Штаты Калли был вне себя от счастья и отыграл семь из десяти тысяч долларов, которые был мне должен. Он бы отыграл их все, если бы я не кончил игру.

— Давай, давай, сыграем еще, — сказал он. — Дай мне шанс отыграться. Будь честным.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Нет, — сказал я. — Хочу хоть раз за эту поездку перехитрить тебя.

Это немного охладило его пыл, и он оставил меня в покое, так что я смог поспать, пока мы летели дальше, до Лос-Анджелеса. Я составил ему компанию, пока он ожидал своего рейса в Вегас. Пока я спал, он обдумал мои слова, и, конечно же, догадался, что я видел тот ярлык на чемодане.

— Послушай, — сказал он. — Ты должен поверить мне. Если бы с тобой что-нибудь случилось во время этой поездки, то я, Гроунвельт и Фуммиро выручили бы тебя. Но я очень ценю все, что ты сделал. Я не мог бы совершить эту поездку без тебя, у меня бы не выдержали нервы.

Я засмеялся.

— Ты должен мне три тысячи, — ответил я. — Положи их в сейф в Занаду, и я использую их, чтобы делать ставки, играя в баккару.

— Ладно, — сказал Калли и продолжал. — Послушай, ты считаешь, что только так можешь быть неверным своим женщинам и чувствовать себя в безопасности, — когда тебя отделяют от них три тысячи миль? Мир не так уж и велик, чтобы быть неверным больше двух-трех раз.

Мы оба рассмеялись и обменялись рукопожатием. Потом он пошел садиться в самолет. Он все еще оставался моим приятелем, этот счастливчик старина Калли, но я не мог ему доверять во всем. Я всегда должен был помнить, кто он такой — и помнил это, и все же принимал его дружбу. Как же я мог сердиться на него, если он просто оставался верен своему характеру?

Я прошел через аэровокзал и остановился у телефонов. Мне нужно было позвонить Дженел и сказать ей, что я в городе, но я не знал, сказать ей или нет, что был в Японии. Подумав, решил, что не буду говорить. Лучше действовать в традиции Гроунвельта. И потом я вспомнил еще об одном. У меня не было подарков с Востока для Валери и детей.

Глава 36

В определенном смысле интересно быть без ума от кого-либо, кто сам больше не без ума от тебя. Ты превращаешься в подобие слепого и глухого или выбираешь для себя такую роль сам. Около года назад я почувствовал, почти неощутимо, что с Дженел происходит что-то неладное, но сейчас же постарался забыть об этом. Но все меня предупреждало на этот счет, я получал намеки, много намеков.

Возвращаясь из одной из своих поездок в Лос-Анджелес, я прилетел туда на полчаса раньше расписания. Дженел всегда меня встречала, но пока ее не было, я вышел из здания аэропорта и решил подождать снаружи. Где-то в глубине души, очень-очень глубоко, была надежда уличить ее в чем-нибудь. Я не знал, в чем. Может, это будет какой-нибудь парень, которого она подцепила, чтобы вместе выпить, пока будет ждать моего самолета. Может, наоборот, будет прощаться с каким-нибудь другом, которому нужно будет улетать из Лос-Анджелеса, может еще на чем. Я не был полностью верящим ей другом.

И я поймал ее, но не на том, на чем ожидал. Я увидел, как она идет от стоянки и переходит широкие дороги, ведущие к аэропорту. Шла она очень медленно, очень неохотно, это чувствовалось по ее виду. На ней была длинная серая юбка и белая блузка, а длинные светлые волосы были накручены вокруг головы и заколоты булавкой. В этот момент меня охватило чуть ли не чувство жалости к ней. В ней чувствовалось такое нежелание идти, как будто она была ребенком, которого заставляют идти на вечер его родители против воли. Я просто умирал от нетерпения увидеть ее, а она, это было явно видно, совсем не умирала от нетерпения увидеть меня. И пока я предавался таким мыслям, она подняла голову и увидела меня. Ее лицо сразу засияло, она сжала меня в объятиях и стала целовать, и я забыл то, что видел.

Во время этого моего приезда у нее были репетиции спектакля, который должен был идти через несколько недель. Поскольку я работал на студии, это было очень удобно. Мы виделись по вечерам. Она звонила мне в студию, чтобы сообщить, когда у нее репетиция. Когда я хотел узнать номер ее телефона, по которому мог звонить ей, она ответила, что в театре нет телефона.

Потом, как-то вечером, когда репетиция должна была кончиться поздно вечером, я поехал в театр, чтобы забрать ее оттуда. Когда мы уже собирались уходить, какая-то девушка вышла из-за кулис и сказала ей: «Дженел, господин Эвартс просит вас к телефону», — и повела ее к телефону.

Когда Дженел вернулась, ее лицо было порозовевшим и сияло от радости, но взглянув на меня, она сказала:

— Мне первый раз звонят. Я даже не знала, что здесь есть телефон.