Книга Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Своим ходом новая война во многом повторяла все предыдущие. Избегая открытых встреч, противники снова обменялись взаимными ударами по опорным базам каждого. Пользуясь тем, что русские не имеют флота, шведы старались максимально использовать выгоду водного пути. Их эскадра вновь беспрепятственно прошла Финским заливом и всей протяженностью невского русла, достигнув первого русского укрепления на этом пути на Ореховом острове. Здесь противник безуспешно осаждал Орешек, несколько раз приступая к нему, потом снимая осаду, прерывая кампанию и вновь начиная ее после небольшой передышки. То же самое предпринимали русские против Выборга. Пройдя перешейком, где у противника не было воинских сил и где в лесистой, заболоченной местности можно было не опасаться навязанного ему открытого сражения, русское воинство вышло к знакомой шведской крепости и уже который раз в истории повело ее безуспешную осаду. Излишне говорить о том, что окрестности обеих осажденных крепостей были страшно опустошены, и в этом и был главный, да и единственный результат войны. В стратегическом и тактическом смысле он остался нулевым. Стороны не добились для себя ни малейшего успеха. Но нельзя не сказать, что во все время войны, а она продлилась три года, шведская сторона упорно искала союза с Польшей и с Орденом, настойчиво призывая к совместным военным действиям против Москвы. Так и не дождавшись помощи, шведский король первым заговорил о мире. Выдержки из присланной тогда русскому царю шведским королем грамоты мы цитировали в начале этой главы, и они как нельзя лучше передают настроение короля, вернее, его обиду и раздражение необходимостью сноситься не с самим царем, как себе равным, а с новгородскими наместниками. Царь, как мы уже отмечали, не изменил обычаю, но на мирные инициативы короля отвечал согласием: «Мы для королевского челобитья разлитие крови христианской велим унять… также и рубежи велим очистить по старым перемирным грамотам; мы не захотим нигде не взять его земли через старые рубежи, потому что по своей государской справедливости мы довольны своими землями, которые нам Бог дал из старины».

Согласно заключенному тогда договору (1557 г.), шведы могли выкупать из русского плена своих людей, а русских пленных должны были вернуть бесплатно. Кроме того, в договоре уделялось много внимания условиям взаимной торговли и проезда через владения друг друга в другие земли:

«Шведским купцам в вотчину великого государя, в Великий Новгород, в Москву, в Казань и Астрахань ездить вольно, им и послам шведским ездить во всякие государства, в Индию и Китай… гости и купцы отчин великого государя из многих городов говорят, чтоб им в торговых делах была воля, которые захотят торговать в Шведской земле, и те б торговали в Шведской земле, а которые захотят идти из Шведской земли в Любек и Антверпен, в Испанскую землю, Англию, Францию — тем была бы воля и береженье, и корабли были бы им готовы».

Главным же условием договора было подтверждение прежней границы. Таким хрупким миром и завершилось дело, если не считать возобновлявшиеся время от времени просьбы короля сноситься напрямую с царем, на что Москва неизменно отвечала ссылкой на невозможность нарушения древних обычаев. Старина нарушена не была, зато вспыхнувшая на следующий год война за Ливонию нарушила и без того неустойчивое равновесие в регионе. Разглядеть в Швеции потенциального для Москвы противника в новой войне было не трудно. Заинтересованность ее в ливонском побережье и стремление не допустить до него русских не вызывали ни у кого сомнений. Правда, прошло более десяти лет войны, прежде чем Москва скрестила оружие со старым соперником. Сложная, запутанная обстановка, переплетение взаимных интересов и занятость северного соседа войной с другим противником способствовали отсрочке очередного столкновения Москвы со Швецией. Тут дело даже не в мирных договоренностях, которые были заключены прежде и которыми до истечения их сроков были повязаны обе стороны. При других обстоятельствах любая из них нарушила бы мир, не останавливаясь перед химерой дипломатической корректности. Но Швеции необходимо было завершить затянувшуюся войну с Данией, а перед Москвой вырисовался куда более грозный противник, сначала Литва, а с 1569 года и Польша. Поэтому и Швеция и Московское государство легко пошли на заключение в 1563 году семилетнего перемирия. Вспышка же в 1570 году новой войны со шведами объясняется вовсе не окончанием срока перемирия, который просто случайно совпал с завершением войны Дании со Швецией и заключением последней антимосковского союза с Речью Посполитой. Теперь война Швеции против Москвы становилась реальностью. Но даже и сейчас ее инициатива принадлежала московской стороне.

К тому времени прошло уже несколько лет, как русский царь вынашивал идею дать Ливонии статус вассального от Москвы государства, поставив во главе его зависимого от себя правителя. Получив, как мы уже рассказывали, сначала отказ от одного бывшего орденского магистра, затем от другого, Грозный, по подсказке советников, остановил свой выбор на эзельском правителе Магнусе, и выбор этот, как казалось, был очень удачным. Принц Магнус был не только датским подданным, но и членом королевской семьи. А с Данией у Швеции уже несколько лет продолжалась война за северные территории Ливонии. Правда, к этому времени с обеих сторон уже прозвучали мирные инициативы, которые скоро приведут к окончанию войны, но в Москве об этом пока ничего не знали. В этой ситуации вступление в войну эзельского правителя можно было рассматривать как очередную кампанию Дании против Швеции в продолжающейся войне, в которой Москва вроде бы и не принимает никакого участия. Конечно, все это шито белыми нитками, ведь вряд ли можно долго удержать в секрете договор, заключенный в Москве Магнусом с русским царем. К тому же под знаменами датского принца будут стоять русские войска, и их контингент будет преобладающим в войсках эзельского правителя, при этом представить их как наемников не удастся, в Европе всем хорошо известно, что русские ратники не используются в качестве наемной вооруженной силы. Одним словом, рассчитывать на то, что можно влезть в войну под чужой маской и не быть при этом опознанным, было бы слишком наивно, но наивность как раз та черта, которой Грозный царь лишен не был. А главное, он при этом ничего не терял, ведь война со Швецией сделалась неизбежной, так почему было не попробовать использовать такую маскировку.

Но Грозный не был бы сам собой, если бы не испортил все в самом начале. Еще до подступа его войск под знаменами Магнуса к Ревелю преданные ему ливонцы стали сноситься с ревельскими жителями, подбивая тех податься на сторону московского царя. Содержание прелестных писем можно передать выдержкой одного из них:

«Что представляет Ливония в течение двенадцати лет? Картину ужасных бедствий, кровопролитий, разорений. Никто не уверен ни в жизни, ни в достоянии. Мы служим великому царю московскому, но не изменили своему первому, истинному отечеству, коему хотим добра и спасения. Знаем, что он намерен всеми силами ударить на Ливонию: выгнать шведов, поляков и датчан. Где защитники? Германия о вас не думает: беспечность и слабость императора вам известны. Король датский не смеет молвить царю грубого слова. Дряхлый Сигизмунд унижается, ищет мира в Москве, а своих ливонских подданных только утесняет. Швеция ждет мести и казни: вы уже сидели бы в осаде, если бы жестокая язва, свирепствуя в России, не препятствовала царю мыслить о воинских действиях. Он любит немцев; сам происходит от Дома баварского и дает вам слово, что под его державою не будет города счастливее Ревеля. Изберите себе властителя из князей германских: не вы, но единственно сей властитель должен зависеть от Иоанна, как немецкие принцы зависят от императора — не более. Наслаждайтесь миром, вольностию, всеми выгодами торговли, не платя дани, не зная трудов службы воинской. Царь желает быть единственно вашим благодетелем!».