Книга Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, завершив исследование процесса роста цивилизаций, мы убедились, что в нескольких изученных примерах встречаемся, по-видимому, с тождественным процессом. Рост достигается, когда индивид, меньшинство или общество в целом отвечает на вызов, причем не просто на него отвечает, но также и становится ответственным за новый вызов, который, в свою очередь, требует дальнейшего ответа. Однако, хотя процесс роста может быть единообразным, опыт различных сторон, подвергающихся вызову, не один и тот же. Разнообразие опыта, возникающего в этом противостоянии единому ряду общих вызовов, становится очевидным, когда мы сравниваем опыт нескольких различных общин, на которые разделяется любое единое общество. Некоторые общины становятся жертвами, в то время как другие придумывают успешный ответ благодаря творческому движению ухода-и-возврата. Третьи же не становятся жертвами и не достигают успеха, но умудряются оставаться в живых до тех пор, пока добившийся успеха представитель [этих общин] не показывает им новый путь, по которому они идут, покорно следуя по стопам первопроходцев. Таким образом, каждый успешный вызов порождает в обществе дифференциацию, и чем длиннее ряд вызовов, тем более резко выраженной будет эта дифференциация. Кроме того, если процесс роста дает начало дифференциации внутри единого растущего общества, где вызовы для всех одни и те же, то a fortiori (тем более) этот же процесс должен отделять одно растущее общество от другого, где сам характер вызовов различен.
Особенно яркими являются иллюстрации из области искусства, поскольку общепризнанно, что каждая цивилизация творит свой художественный стиль. Если мы попытаемся установить границы какой-либо отдельной цивилизации в пространстве или во времени, то обнаружим, что эстетическая проверка столь же безошибочна, сколь тонка. Например, обзор художественных стилей, господствовавших в Египте, выявляет тот факт, что искусство до-династического периода — еще не типично египетское, тогда как коптское искусство уже отказалось от типично египетских черт. Опираясь на эти данные, мы можем установить временные границы египетской цивилизации. Благодаря аналогичной проверке мы можем установить даты, когда эллинская цивилизация появилась из-под толщи минойского общества и когда она распалась, уступив место православно-христианскому обществу. К тому же стиль минойских артефактов дает нам возможность определить границы географического распространения минойской цивилизации на различных этапах ее истории.
Если мы согласны с тем, что каждая цивилизация обладает своим собственным стилем в области искусства, то нам следует выяснить, может ли качественная неповторимость, составляющая сущность стиля, проявиться в этой единственной области, не распространяясь на все части, органы, институты и виды деятельности каждой отдельной цивилизации. Не приступая к какому-либо претенциозному исследованию в этом направлении, мы можем утверждать тот общепризнанный факт, что различные цивилизации придают различное значение отдельным видам деятельности. Эллинская цивилизация, например, демонстрирует явно доминирующую тенденцию к эстетическому взгляду на жизнь в целом, иллюстрируемую тем фактом, что греческое прилагательное κάλος, которое, в частности, означает «эстетически прекрасное», употреблялось без различия и для обозначения нравственно доброго. С другой стороны, индская цивилизация, так же как и ее дочерняя, индусская цивилизация, демонстрирует столь же явно выраженную тенденцию к преимущественно религиозному взгляду.
Когда мы дойдем до западной цивилизации, то без труда определим и характерную для нее тенденцию. Она, несомненно, заключается в склонности к машинному производству — в сосредоточении интересов, усилий и способностей на практическом применении естественнонаучных открытий посредством изобретательного конструирования материальных и социальных «часовых механизмов». Это и материальные механизмы, такие как автомобили, наручные часы, бомбы; и социальные механизмы, такие как парламентские учреждения, системы государственного страхования и графики военных призывов. Данная склонность была присуща нам дольше, чем мы предполагаем обычно. Образованная элита других цивилизаций смотрела на западного человека как на отвратительного материалиста задолго до начала так называемого машинного века. Анна Комнина[488], византийская принцесса, ставшая историком, смотрит на наших предков, живших в XI в., именно таким образом, как явствует из той смеси ужаса и презрения, которая была ее реакцией на механическое изобретение крестоносцами арбалета. Это западное новшество того времени — с характерным [для нашей цивилизации] ранним развитием смертоносных изобретений — на несколько столетий опередило изобретение часового механизма, явившегося шедевром средневекового европейца в области применения его механической склонности к менее привлекательным мирным искусствам.
Некоторые современные западные писатели, в частности Шпенглер, до того увлекались этой темой «характеров» различных цивилизаций, что трезвая оценка начинала уступать место произвольному фантазированию. Возможно, мы сказали уже достаточно, установив тот факт, что некоего рода дифференциация действительно имеет место. [Однако] мы оказались бы перед опасностью утратить чувство меры, если бы потеряли из виду в одинаковой степени несомненный и гораздо более значительный факт, что разнообразие, проявляемое в человеческой жизни и институтах, явление поверхностное, которое скрывает лежащее в основе и нисколько его не умаляющее единство.
Мы сравнили наши цивилизации со скалолазами. В этом сравнении различные альпинисты, хотя и являются в действительности отдельными индивидами, все вовлечены в единое предприятие. Все они пытаются взобраться на одну и ту же скалу с одной и той же отправной точки, расположенной на нижнем уступе, до одной и той же цели, расположенной на верхнем уступе. Лежащее в основе единство в этом случае очевидно. Но оно будет еще очевиднее, если мы прибегнем к иному сравнению и представим рост цивилизаций в понятиях притчи о сеятеле. Посеянные семена — это отдельные общества, и каждое из них имеет свою судьбу. Однако все они принадлежат к одному роду и посеяны одним Сеятелем в надежде получить добрый урожай.
Надломы цивилизаций
Проблема надломов цивилизаций более очевидна, чем проблема их роста. В самом деле, она почти так же очевидна, как и проблема их возникновения. Возникновение цивилизаций нуждается в объяснении ввиду одного того факта, что этот вид [обществ] появился и что мы можем перечислить двадцать шесть его представителей (включив в это число пять задержанных цивилизаций и не обращая внимания на недоразвившиеся). Теперь мы можем пойти дальше и увидеть, что из этих двадцати шести не менее шестнадцати уже умерло и предано забвению. Десять оставшихся — это западное общество, основной ствол православного христианства на Ближнем Востоке, его ответвление в России, исламское общество, индусское общество, основной ствол дальневосточного общества в Китае, его ответвление в Японии и три задержанные цивилизации полинезийцев, эскимосов и кочевников. Если мы более пристально рассмотрим эти десять уцелевших обществ, то увидим, что полинезийское и кочевническое общества ныне пребывают на стадии предсмертной агонии, а семь из восьми оставшихся — все в той или иной степени подвергаются опасности уничтожения или ассимиляции восьмой, а именно цивилизацией Запада. Кроме того, не менее шести из этих семи обществ (за исключением эскимосской цивилизации, чей рост задержался в младенчестве) несут на себе следы уже произошедшего надлома и перехода к стадии распада.
