Книга Боги Бал-Сагота - Роберт Говард

Я молча кивнул. Адский эликсир уже струился по моим венам, вновь давая силы, что успели меня покинуть. Я задумался, как долго человек способен прожить так, как жил я, постоянно выгорая и затем искусственно возобновляясь.

– Тебе дадут маскировку, и ты отправишься в усадьбу Френтона. Никто не подозревает, что против сэра Холдреда что-то замышляется, поэтому проникнуть в его владения и затем в его дом тебе будет сравнительно легко. Маскировку – а она у тебя будет уникального рода – ты не должен надевать, пока не окажешься на территории усадьбы. Затем проберешься в комнату сэра Холдреда и убьешь его, сломав шею голыми руками – это особенно важно… – Голос продолжал бубнить, отдавая леденящие кровь указания – пугающе спокойным и уверенным тоном. От этого по моему лбу стекал холодный пот. – Когда будешь покидать усадьбу, позаботься о том, чтобы оставить на каком-нибудь видном месте отпечаток пальца. Где-то неподалеку будет ждать автомобиль – он привезет тебя сюда, и тогда ты первым же делом снимешь маскировку. В случае дальнейших осложнений в моем распоряжении найдется множество людей, которые будут готовы поклясться, что ты провел в Храме Грез всю ночь, ни разу его не покинув. Но тебя никто не должен видеть! Будь осторожен и исполни задание как следует – не то сам знаешь, что с тобой случится.

В опиумный дом я больше не вернулся – меня провели по извилистым коридорам, завешанным тяжелыми гобеленами, в небольшую комнату, где не было ничего, кроме восточного дивана. Хассим дал мне понять, что там мне надлежало оставаться до тех пор, пока меня не заберут оттуда в начале вечера, и с этим вышел из комнаты. Дверь была затворена, но я даже не пытался выяснить, заперта ли она. Костелицый хозяин удерживал меня в более крепких оковах, чем всякие замки и засовы.

Сидя на диване в этой странной комнате, обстановкой походившей на покои гаремной жены, я спокойно осознал свое положение. Во мне еще оставалось какое-то мужество – больше, чем думал этот дьявол, – а вместе с ним – черное отчаяние и безысходность. Я избрал и определил для себя единственный путь.

Вдруг дверь мягко отворилась. Инстинкт подсказал мне, кого ожидать, – и я не ошибся. Передо мной стояла Зулейха – как великолепное видение, дразнившее меня, видение, от которого мое отчаяние становилось лишь чернее, но все же волновавшее меня, вызывая безумное желание и беспричинную радость.

Она принесла поднос с едой, который поставила передо мной, после чего села на диван сама, обратив ко мне взгляд своих больших глаз. Она была как цветок в змеином логове, и красота ее глаз пронзила мое сердце.

– Стивен, – прошептала Зулейха, вызвав во мне трепет от того, что она произнесла мое имя впервые.

Вдруг ее ясные глаза заблестели от слез, и она положила ладонь мне на предплечье. Я сжал ее обеими своими грубыми руками.

– Они отправляют тебя на страшное и ненавистное тебе задание! – воскликнула она, запинаясь.

– Ага, – почти усмехнулся я. – Но я еще обведу их вокруг пальца! Скажи мне, Зулейха, что все это значит?

– Всего я не знаю, – нерешительно проговорила она. – Твоя участь – полностью моя вина, но я… я надеялась… Стивен, я наблюдала за тобой несколько месяцев – каждый раз, когда ты приходил к Юн Шату. Ты меня не замечал, но я тебя видела, и я видела в тебе не сломленного наркомана, как могло показаться по твоей оборванной одежде, но раненую душу, в которой едва теплились остатки жизни. И мне было от всего сердца жаль тебя. А потом, в день, когда Хассим обошелся с тобой так жестоко… – слезы вновь возникли в ее глазах. – Я не смогла этого вынести, зная, как сильно ты страдал от жажды гашиша. И я заплатила Юн Шату, пошла к Хозяину… и я… я… о, ты возненавидишь меня за это! – всхлипнула она.

– Нет, нет… никогда!

– Я сказала ему, что ты сможешь быть ему полезным, и стала умолять, чтобы он приказал Юн Шату дать тебе то, в чем ты так нуждался. Он уже и так тебя приметил, ведь у него особый глаз на рабов, и весь мир для него – все равно что невольничий рынок! Вот он и приказал Юн Шату сделать так, как я просила. Теперь же я понимаю, что лучше было бы, если бы я оставила тебя в том состоянии, в каком ты был, мой друг.

– Нет! Нет! – воскликнул я. – Ведь после я пережил несколько дней восстановления, пусть даже оно оказалось ложным! Я стоял перед тобою как мужчина, а это оправдывает все прочее!

И все, что я к ней чувствовал, должно быть, отразилось в моих глазах, ибо она опустила взгляд и покраснела. Не спрашивайте меня, как в человеке рождается любовь, но я знал одно: я любил Зулейху, любил эту загадочную восточную девушку еще с того момента, как впервые ее повстречал – и каким-то образом я почувствовал, что она, до некоторой степени, отвечала взаимностью. С этим пониманием тот путь, что я себе выбрал, стал еще чернее и суровее. И хотя настоящая любовь должна придавать человеку сил, я лишь больше тревожился от того, что мне надлежало совершить.

– Зулейха, – проговорил я торопливо, – наше время уходит, но я должен еще кое-что узнать. Скажи мне, кто ты и почему остаешься в этом царстве Аида?

– Меня зовут Зулейха, и это все, что мне известно. По крови я черкешенка. Когда я была совсем маленькой, меня во время набега захватили в плен турки, и я выросла в Стамбуле. Там я жила в гареме, и пока я еще была слишком юна для замужества, мой хозяин подарил меня… Ему.

– А кто он… этот человек с костяным лицом?

– Он – Катулос Египетский… Это все, что мне известно. Он мой Хозяин.

– Египетский? Тогда что же он делает в Лондоне? К чему все эти загадки?

Она нервно сплела пальцы.

– Стивен, прошу, говори тише, здесь всегда кто-то подслушивает. Я не знаю ни кто такой Хозяин, ни зачем он здесь, ни почему все это делает. Клянусь Аллахом! Если бы я знала, то сказала бы тебе. Иногда сюда заходят приличного вида люди, в комнату, где Хозяин ведет их прием, – не там, где его видел ты, – и он заставляет меня перед ними танцевать и затем немножко заигрывать. И я всегда должна делать в точности то, что они мне говорят. Так мне велели везде – в Турции, на Варварском берегу[89], в Египте, Франции и Англии. Хозяин научил меня французскому и английскому, самолично дал мне немало знаний. Он величайший чародей во всем мире, знает древнюю магию и всё-всё-всё.

– Зулейха, – сказал я, – мой путь скоро будет окончен, но позволь мне вызволить тебя! Пойдем со мной, и клянусь, я спасу тебя от этого дьявола!

Она вздрогнула, прикрыв лицо.

– Нет, нет, я не могу!

– Зулейха, – мягко проговорил я, – что тебя здесь удерживает – ребенок… или тоже наркотик?

– Нет, нет! – чуть не плача, отозвалась она. – Я не знаю… не знаю… но я не могу… я никогда не смогу сбежать от него!

Какое-то время я сидел молча, смятенный, а затем спросил:

– Зулейха, где мы сейчас находимся?