Книга Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Поразительно, что Курлову простили и смерть премьер-министра. Его освободили от наказания, а в первые дни мировой войны назначили генерал-губернатором Восточной Пруссии, потом генерал-губернатором Остзейских губерний. Медлительность генерала с эвакуацией Курляндии граничила с саботажем. Когда его подвиги подверглись обсуждению в IV Государственной думе, некоторые депутаты требовали повесить Курлова как изменника. Но и после фиаско в Прибалтике генерал не был забыт. В сентябре 1916 г. министром внутренних дел стал ставленник Распутина – А.Д. Протопопов. Он немедленно взял в советники Курлова; генерал вновь оказался на посту товарища министра, хотя официально указ о его назначении не был опубликован Сенатом из опасений, что разразится публичный скандал. Карьеру Курлова прервала Февральская революция.

Получив в свое управление Департамент полиции, Курлов выбрал помощником Веригина, которого департаментские чиновники не подпускали к мало-мальски важным делам. Веригин был пустым светским щеголем, хвастуном и вралем, каких свет не видывал. Курлову он пришелся по душе, потому что приносил в его кабинет все министерские сплетни и не брезговал деликатными поручениями, имевшими отношение к расстроенным финансам товарища министра. Эти услуги Курлов щедро вознаграждал повышением по службе. В департаменте уже было четыре вице-директора, но специально для любимчика товарища министра был учрежден пятый вице-директорский пост. Новоиспеченный начальник держал себя хозяином здания на Фонтанке и при этом ни за что конкретно не отвечал. Во всеподданнейшем отчете Трусевича отмечалось: «В силу сосредоточения в руках Веригина нескольких должностей создалось совершенно особое положение его в департаменте, так как если возникало затруднение в одной из них, то он прикрывался обязанностями по другой»[474]. Столыпин знал цену своему подчиненному и отказывался представить Веригина к чину камергера, что неоднократно по настоянию Курлова предлагал его друг, дворцовый комендант Дедюлин. В Киеве вклад Веригина в разработку операции выразился в том, что он предложил Богрову свой собственный билет в первых рядах партера. Полковник Спиридович едва урезонил его, объяснив, что неизвестный молодой человек будет слишком бросаться в глаза среди седовласых генералов.

Товарищ министра и вице-директор никогда не занимались разыскной работой, более того, до встречи с Богровым им никогда не доводилось видеть в лицо ни одного секретного агента. Но этого нельзя было сказать о полковнике Спиридовиче, хотя задним числом можно заметить, что репутация полковника была несколько преувеличенной. Те, кто побывал на его допросах, вспоминали, что восходящая звезда политического розыска ловко запутывал в своих сетях только совсем неопытных новичков. Когда же приходилось иметь дело с мастерами революционной конспирации, он нередко попадал впросак. И все же Спиридович являлся единственным профессионалом среди всей четверки, имевшей дело с Богровым. Поразительно не то, что он поверил рассказу о прибытии в Киев группы террористов. Это как раз вполне естественно. Удивительно другое. Он не принял элементарных мер предосторожности, не потрудился проверить сообщения секретного агента. Пассивность Спиридовича отчасти объяснялась тем, что во время торжеств его держали на вторых ролях. Всем заправлял генерал Курлов, и полковник даже жаловался на неуместное «конспирирование» коллег по отношению к нему. По ряду причин Спиридович считал для себя неудобным вмешиваться в распоряжения Кулябко. Однако главная причина, на наш взгляд, заключалась в другом. Опытный жандарм мог бы поймать Богрова на противоречиях. Но для этого надо было провести тщательное расследование, кропотливо сопоставить все детали, приложить массу усилий. Спиридович же пятый год находился при императорском дворе. Праздная и роскошная жизнь постепенно отучала от напряженного труда. Недаром, по общему мнению, такой ленивой и наглой обслуги, как при дворе, не было нигде в России.

Казалось бы, лица, отвечавшие за безопасность царя, должны были не смыкать глаз во время выездов, чреватых всякими случайностями. Но жандармы, за исключением захворавшего генерала Курлова, веселились напропалую. Местная полиция наблюдала за разгулом столичных гостей. Киевский полицмейстер докладывал: «Однажды поздно вечером Спиридович, вернувшись в гостиницу из сада в сопровождении двух кафешантанных певиц, занял вместе с ними в нижнем помещении этой гостиницы отдельный кабинет, в котором и ужинал с ними, причем по окончании ужина одна из певиц уехала домой, а другая осталась у него ночевать». Слово «однажды» надо заменить на «постоянно», так как полковник был каждодневным завсегдатаем увеселительного заведения «Шато де Флер». У Веригина, Сенько-Поповского и других жандармских офицеров, прибывших с царской свитой, была своя компания. Вице-директор, как жаловались местные власти, остался должен извозчику 300 рублей и не высылал их, несмотря на телеграммы в Петербург. Согласно рапорту городовых, «камер-юнкер Веригин выходил вечером в штатском платье после 12 часов ночи, посещал «Шато» не особенно часто, частные квартиры различных шансонетных певиц и нередко возвращался поздно ночью в сильно возбужденном состоянии. Иногда он выходил вместе с Сенько-Поповским… Однажды, возвращаясь в Европейскую гостиницу на простом одноконном извозчике под утро, г. Веригин упал с дрожек около Николаевской улицы, а Сенько-Поповский упал около здания Городской думы»[475].

Это веселье на правах радушного хозяина организовывал подполковник Кулябко. Он единственный понес наказание за провал охраны на киевских торжествах. Ясно, что высшие власти решили пожертвовать им как пешкой. Но на Кулябко и в самом деле лежала основная часть вины. Один он знал Богрова и уверил коллег в безусловной надежности своего агента. Он упустил прекрасную возможность проверить квартиру на Бибиковском бульваре и тем самым вывести обманщика на чистую воду. Он мог обыскать Богрова у входа в театр и приставить к нему сопровождающего. Почему начальник охранного отделения не предпринял ничего из того, что должен был сделать по долгу службы?

Писатель Александр Солженицын дал ему хлесткую оценку: «Кулябко был выдающийся баран, до поразительности ни о чем не осведомлен…» Чем глубже изучаешь это дело, тем больше понимаешь правильность такой оценки. Подполковнику исполнилось 38 лет, он был из дворян Петербургской губернии, потомственный военный. Закончил 1-е Павловское военное училище вместе со Спиридовичем. Их связывали не только дружеские, но и родственные узы. Они были женаты на родных сестрах, что по тем временам считалось довольно близким родством. Кулябко закончил пехотную службу еще подпоручиком и перешел на полицейскую службу в чине губернаторского секретаря. Карьера складывалась неудачно, он достиг всего лишь места помощника уездного исправника. Продвижению помог свояк. Кулябко был взят к нему под крыло в Киевское охранное отделение, потом Спиридович рекомендовал его в помощники, а через некоторое время он стал начальником. Назначение состоялось при Трусевиче; вскоре директор убедился в своей ошибке и в сердцах говорил чиновникам, что возьмет Кулябко в департамент «писать бумаги», так как на другое он не годится. Намерению директора не суждено было осуществиться. Как ответственный за политический розыск Кулябко близко познакомился с тогдашним киевским губернатором Курловым, который не оставлял его своим покровительством после переезда в столицу. Как только Курлов был назначен товарищем министра внутренних дел, акции начальника охранного отделения резко подскочили. Кулябко, имевший штатский чин, был переведен в корпус жандармов и из подпоручиков запаса произведен сразу в ротмистры. Меньше чем через год его сделали подполковником. Поскольку Киевское охранное отделение было районным, т.е. головным для всего Юго-Западного края, Кулябко подчинялись генералы из губернских жандармских управлений.