Книга Я был адъютантом Гитлера. 1937 - 1945 - Николаус фон Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из Южной Франции я, прилетев в «Волчье логово», попал прямо в адский котел, полный беспокойства и проблем.
12 июля в результате русского наступления на выступ нашей, линии фронта под Орлом возникла совершенно новая обстановка. 13 июля Гитлер вызвал к себе Клюге и Манштейна и обсудил с ними продолжение «Цитадели». Манштейн категорически высказался за это, между тем как Клюге хотел наступательную операцию приостановить. Русское наступление в полной мере воздействовало на его участок фронта, и он сомневался, удастся ли ему устоять. После долгого обсуждения Гитлер принял решение наступление прекратить. Таким образом, последняя немецкая наступательная операция на Восточном фронте сорвалась.
Из Италии стали поступать сообщения, указывавшие на политический переворот. Поводом послужила высадка американцев на Сицилии 9-10 июля 1943 г. Там находился наш «сильный человек» генерал Хубе. Но у него имелось слишком мало войск, чтобы оборонять все побережье. Прежде всего было заметно большое превосходство противника в воздухе. Затем начали поступать сообщения о том, что итальянцы бросают оружие и бегут. Одной американской и одной английской армиям удалось закрепиться на Сицилии и за четыре недели захватить весь остров.
Гитлер счел, что в эти бурные как на Восточном фронте, так и в Италии дни ему необходимо встретиться с Муссолини. Встреча состоялась 19 июля в Фельте, вблизи Беллуно (Северная Италия). Дуче прихватил с собой много сопровождающих лиц, которые ввиду языковых трудностей за его переговорами с фюрером следить не смогли. Гитлер говорил очень долго, упрекал Муссолини, но у самого сложилось впечатление, что тот со своей судьбой уже смирился и находится на исходе сил. Обойдясь с Муссолини весьма немилостиво, фюрер отбыл из Италии прямо в Растенбург. За дальнейшими событиями в этой стране он следил с большим напряжением, но очень недоверчиво и пребывал в гневе на этого союзника.
24 июля в 18 часов во дворце «Венеция» собрался Большой фашистский совет – впервые с начала Италией войны в декабре 1939 г. Дальнейшие сообщения поступали весьма скупо, и составить себе ясную картину происходящего было трудно. Весь день 25 июля Гитлер следил за ходом событий с огромным нетерпением. В его Ставку съехались Риббентроп, Геринг, Геббельс и Гиммлер, ведшие с ним возбужденные разговоры. Поздним вечером 26 июля мы узнали, что Большой фашистский совет значительным большинством голосов решил просить короля самому принять главнокомандование вооруженными силами. Одной из движущих фигур этого Совета явился бывший итальянский посол в Лондоне Гранди.
Оказалось, во второй половине 25 июля Муссолини был приглашен к королю, который сообщил дуче, что его преемником назначен маршал Бадольо. Когда Муссолини покидал королевский дворец, его взяли под стражу. Полиция отвезла дуче в машине скорой помощи в казарму карабинеров, и мы целыми неделями о его местонахождении ничего не знали. Гитлер был в ужасе от того, как тихо и незаметно закончилось фашистское господство. Ни одна рука не шевельнулась в защиту Муссолини. Правда, правительство Бадольо делало вид, что хочет продолжать союз с Германией. Но фюрер отнесся к этому весьма скептически. К Бадольо он никакого доверия не питал. В Италии его теперь больше всего интересовало установление места, где Муссолини держат под арестом. Он поручил Гиммлеру принять все меры, чтобы выяснить это.
В то самое время, когда вечером 26 июля Гитлер получил весть о перевороте в Италии, гауляйтер Кауфман доложил из Гамбурга о первом из трех страшном налете английской авиации на этот город. Англичане снова задействовали примерно 1000 бомбардировщиков. Для маскировки подлета к цели они использовали бесчисленное множество станиолевых полосок, которые почти полностью нарушили действия немецкой службы обнаружения и оповещения, помешав противовоздушной обороне. На следующий день при обсуждении обстановки фюрер резко обрушился на люфтваффе с упреками и потребовал немедленного усиления защиты зенитной артиллерией. Он предполагал дальнейшие налеты и не обманулся. Вскоре последовали еще две очень сильные бомбежки, и за немногие дни Гамбург был целиком разрушен.
Русское наступление на Орел и Белгород имело успех. Оба города у нас отобрали. Отныне русские наступали. Свое наступление они вели постоянно с 12 июля до самого октября, так что наша линия фронта на отдельных участках была оттеснена на расстояние примерно 200 км. Новая же линия обороны, на которой наши войска закрепились в начале октября (а это значит, во время осенней распутицы), проходила от Азовского моря через Запорожье, вдоль Днепра через Днепропетровск, Киев, Гомель до Витебска.
Гитлер своими мыслями и заботами больше находился в Италии, чем на Восточном фронте. К тому же несколько дивизий он приказал перебросить в Италию, а Восточный фронт оставил без резервов. С тех пор русский овладел инициативой на всем Восточном фронте и больше ее из своих рук не выпускал. Главную причину этого я видел в угрожающем положении на множестве наших фронтов: требовала все больше дивизий Италия, во Франции нами создавался фронт обороны против вторжения англо-американцев, наши войска были скованы в Греции на Пелопоннесе и в Норвегии.
В августе 1943 г. мне пришлось обратить внимание Гитлера на разногласия в руководстве люфтваффе. С начала года расхождения во мнениях между Герингом и Ешоннеком стали усиливаться и преодолеть их уже было невозможно. Геринг наводнил свой штаб разными молодыми офицерами генерального штаба и практически руководил люфтваффе с их помощью, невзирая на их принадлежность к тому или иному роду войск. Это, естественно, создало немыслимую ситуацию.
В первые августовские дни мне утром позвонил адъютант Ешоннека и попросил прийти к нему на завтрак. Я нашел начальника генерального штаба люфтваффе в отчаянии и раздраженном состоянии. Геринг взвалил на него всю вину за постоянно усиливающиеся британские бомбежки и в своих упреках был невыносим, необуздан, несправедлив и говорил не по существу. Я, как можно спокойнее побеседовав с Ешоннеком, предложил ему явиться сегодня на обсуждение обстановки у Гитлера. Когда я доложил об этом фюреру, тот сразу согласился принять его, но сказал мне, что ни в коем случае не позволит Ешоннеку покинуть свой пост, ибо не знает никого другого, кто мог бы руководить люфтваффе при несостоятельности Геринга. Ешоннек пробыл у Гитлера почти два часа. Уходя, он поблагодарил меня, за то что я устроил ему неформальный прием у фюрера за обедом, но добавил: ему все-таки придется работать вместе с Герингом. Я видел, что разногласия между ними отнюдь не устранены, но что поделать, не знал.
Утром 19 августа мне позвонил адъютант Ешоннека и сообщил, что он застрелился. Я просто оцепенел от неожиданности. Еще перед полдневным обсуждением обстановки в Растенбург прилетел Геринг. Я встретил его на аэродроме и проводил в Ставку фюрера. Он передал мне два письма, оставленные для меня Ешоннеком, и спросил, не говорил ли тот мне что-либо или не намекал как-то насчет своего намерения. Я с чистой совестью ответил отрицательно. Геринг захотел узнать и содержание писем. Отказавшись сделать это, я сунул письма в полевую сумку, а потом прочел их в спокойной обстановке.
