Книга Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Эмили опять уселась на ящик и посмотрела ему в глаза:

— Лэрри также отправил мою сестру в этот санаторий в Сент-Леонардсе лечиться от туберкулеза.

— Да, об этом я тоже слышал, но я бы не стал отдавать ему должное за это, ведь у него были свои мотивы. Мне кажется, что он хотел убрать эту девочку из дома. Она стояла у него на пути к вам... Эмили. — Быстрым движением, характерным для него, Стюарт схватил ее за руки и ласково потряс их. — Не ищите в своей голове причин, по которым вы будете чувствовать себя виноватой в том, что сказали ему правду, насколько я понимаю, наступило время, когда кто-то должен был объяснить ему, кем он является на самом деле. «Ничтожество», - как они там говорят. — Его руки замерли. Он заглянул девушке в глаза и спросил: — Вы все еще любите его?

Ее пальцы дернулись, но Стюарт не отпустил их. Он сжал их еще крепче и ждал. Эмили не наклонила голову. Она рассеянно посмотрела по сторонам, прежде чем ответить вопросом на вопрос:

— А что все подразумевают под любовью?

— Вы не отвечаете на мой вопрос, Эмили. — Он слегка встряхнул ее руки. — Вы все еще любите его?

Теперь девушка посмотрела на Стюарта и просто ответила:

— Если вы имеете в виду, чувствую ли я по отношению к нему то же, что чувствовала два года назад, то ответ - нет. Но, оглядываясь назад, я теперь не могу сказать, было ли это чувство любовью. Я жалела его, мне хотелось успокоить его, сделать его счастливым. Это мой недостаток, я полагаю, вы могли бы назвать это моей причудой - то, что я хочу сделать людей счастливыми, по крайней мере хотела раньше. Я теперь многое стала лучше понимать. Нельзя сделать людей счастливыми, если они не хотят быть счастливыми.

— Знаете, Эмили, вы очень мудры. И есть некоторые недостатки, которые люди должны сохранять в себе, даже потворствовать им. Поэтому не отказывайтесь от попыток сделать людей счастливыми. Я заметил, что вы не упомянули одно чувство, когда говорили о том, что испытывали по отношению к нему. Я имею в виду симпатию.

Когда девушка удивленно приподняла брови, он кивнул и продолжал:

— По-моему это самое важное чувство из всех: ведь без этого любовь никогда не будет долгой. Вы знаете, что можно любить кого-то и одновременно ненавидеть. Я бы больше хотел вызывать симпатию, сильную симпатию, у кого-то, чем любовь... Я вызываю у вас чувство симпатии, Эмили?

Она пошевелила губами, но было такое чувство, будто они слиплись и разделить их было очень трудно. Но когда ей это удалось, она произнесла:

— Да-да, конечно, я чувствую симпатию по отношению к вам. Нельзя не чувствовать симпатию к человеку, который был так добр ко мне. Если бы вы не дали мне эти часы...

— Стоп! Стоп! — Стюарт резко вскочил. — Мы говорим о часах последний раз. Скажем так. Если бы Берч занял другую позицию по отношению ко мне, то я разделил бы все, что получил, с ним, поскольку я хотел отдать ему должное. Он вложил много труда в эту ферму, поэтому я рассматривал деньги, затраченные на то, чтобы вернуть вам часы, как некоторую компенсацию, как если бы я отдал их ему, а он передал бы вам в благодарность за все, что вы для него сделали. Но, как я уже понял, Берч никогда бы не отдал вам эти часы или сумму денег, эквивалентную их стоимости. Поэтому будем считать, что ферма выплатила свой долг, а вовсе не я... Теперь, — Стюарт наклонился к ней, — я хочу услышать прямой ответ на мой вопрос, симпатизируете ли вы мне, лично мне?

Эмили сглотнула и поморгала, а потом, задумавшись, сказала:

— Это трудный вопрос.

— Почему трудный? Вы должны знать, нравлюсь я вам или нет.

Когда она хотела повернуть голову в сторону, ее шея неожиданно дернулась вверх, потому что он взял ее за плечи и, сев на ящик и касаясь своими коленями ее коленей, требовательно сказал:

— Посмотрите на меня, Эмили! — А когда девушка посмотрела на него, Стюарт продолжил: — Я же не спрашиваю, любите ли вы меня. Потому что это был бы действительно очень трудный вопрос. Я спрашиваю вас, нравлюсь ли я вам... нравлюсь ли я вам настолько, чтобы выйти за меня замуж?

Эмили вырвалась из его рук и, вскочив на ноги, отступила на шаг к очагу.

— Не говорите ерунду! Не будьте глупым, мистер Стюарт. Вы сами мне говорили, что в том случае, если вы женитесь, потеряете ферму.

Он не поднялся с ящика и, глядя на нее снизу вверх, сказал:

— Я знаю, что сказал вам об этом. Я знаю, что мне придется оставить ферму. Но вот что я еще скажу, Эмили. Это не будет для меня потерей. Как вы думаете, на что была похожа моя жизнь в последние восемнадцать месяцев или чуть больше? Знаете ли вы, что я общался только с Джорджем, Дженни и миссис Райли? А у них у всех своя жизнь. И с чем я оставался? Вечер за вечером я сидел в этой гостиной во французском стиле, или ходил из комнаты в комнату, или обходил ферму, делая вид, что проверяю свои владения, до которых мне нет никакого дела. Давайте посмотрим правде в лицо, я ведь не фермер, Эмили. Я не управляю ею. Вот Джордж - тот фермер. Он и руководит хозяйством. Как и вы, я абсолютно не доверяю жителям деревни и стараюсь поменьше с ними общаться. Но было время, когда мне очень хотелось услышать от них хоть одно доброе слово. Что же касается фермеров, живущих в округе и немного дальше, то они смотрят сквозь меня, а женщины опускают глаза, только дети обращают на меня внимание, потому что родители обрисовали им меня как плохого человека, убийцу, отсидевшего длительный срок в тюрьме. Эмили, — он поднялся и подошел к ней, — я с удовольствием уйду оттуда завтра же, если будет куда и к кому уйти.

— Нет! — Она снова отшатнулась от него. Теперь между ними было все пространство комнаты. Голос ее звучал хрипло, когда она воскликнула: — Нет! Нет! Я не хочу иметь это на своей совести, ни за что. И в любом случае это не может быть правильным - жить с двумя мужчинами, которые владели этой фермой.

— Я не предлагаю вам жить со мной, Эмили. Я предлагаю вам выйти за меня замуж.

— А я отвечаю - нет! Нет! Вот что вам нужно сделать. — Она кивнула ему. — Вам нужно привести туда кого-нибудь, кто бы жил с вами. Ведь повсюду много хороших девушек, женщин, одиноких женщин...

— Замолчите! Пожалуйста.

Ее глаза расширились. Она уставилась на него. Стюарт не кричал, но его слова имели больше веса, чем крик. Его лицо потеряло свою легкую бледность, приобрело сердитое выражение, да и его голос тоже стал сердитым.

— Единственная женщина, которую бы я хотел взять к себе, - это вы. Но я не буду вам это предлагать. Вы единственная женщина, с которой я хотел бы жить бок о бок. Я понял это в нашу первую встречу. Вы та женщина, о которой я мечтал ночами, когда лежал без сна в испарине и пытался избавиться от запаха человеческих тел, от которого никак не мог избавиться, старался не слышать звук закрывающихся стальных дверей и, что еще хуже, звон ручных кандалов. Когда я впервые увидел вас сидящей в почтовой повозке, я не знал, кто вы, но ваше лицо было мне так же знакомо, как мое собственное, даже еще лучше, так как в течение многих лет я нечасто видел свое лицо...