Книга Коллекционер - Нора Робертс

Он на секунду сцепил длинные костлявые руки. Аш продолжал молчать.

– В моей коллекции есть и ваши работы. Ранняя картина «Буря». Городской ландшафт с башней, возвышающейся над остальными строениями, в верхнем окне которой стоит женщина.

Говоря все это, он постукивал кончиками пальцев одной руки о другую.

– Буря бушует, я нахожу цвета удивительными по глубине и ярости. Тучи, освещенные молнией, кажутся чем-то неземным, потусторонним. Такая бешеная динамика. На первый взгляд женщина, ослепительная красавица в девственно-белом, кажется пленницей башни, жертвой бури. Но приглядевшись, понимаешь, что это она и наслала бурю.

– Нет, она и есть буря.

– Вот как?

Губы Вазина тронула улыбка.

– Ваше поклонение женщинам – телу, уму, духу – восхищает меня. У меня есть и вторая картина, приобретенная не так давно. Написана углем. Меня потрясло радостное настроение этой картины. Радость в силе. Женщина, играющая на скрипке, стоит на поле, залитом лунным светом.

Портрет из квартиры Оливера, поняла Лайла, и застыла.

– Об этом знает только она, – холодно отвечал Аш. – И в этом весь смысл. Но обсуждение моей работы не даст вам желаемого.

– И все же развлекает. Я почти не принимаю гостей, а тех, кто воистину разделяет мои интересы, почти никогда.

– Взаимный интерес – нечто другое.

– Едва заметное различие. Но кроме этого мы оба понимаем важность кровных уз. Понимаем, что их нужно чтить, уважать, сохранять.

– Семьи и кровные узы – вещи разные.

Вазин развел руками.

– У вас необычная семейная… ситуация. Для многих из нас, для меня семья – это кровные узы. Мы понимаем трагедию, потерю. Необходимость восстановить равновесие. Моя семья была убита просто потому, что принадлежала к высокому роду. За то, что была рождена для власти. Власть и привилегии всегда были объектом нападок для ничтожных людишек, заявляющих, что они борются за правое дело. Но это правое дело всегда небескорыстно. Какими бы лозунгами ни прикрывались люди, ведущие войну или революцию, они всегда хотят отобрать власть у других.

– Поэтому вы заперлись в этой крепости, чтобы защитить себя от алчных людишек?

– Ваша женщина мудро сделала, оставшись в башне.

– Но она была одинока, – вставила Лайла. – Отречься от мира? Видеть, но не быть его частью? Как же это сокрушительно – быть одинокой.

– Да вы – романтик в душе, – решил Вазин. – Для того чтобы иметь компанию или общество, люди необязательны. Как я сказал, гостей у меня немного. Я покажу вам моих самых высоко ценимых спутников. А потом обсудим бизнес.

Он встал и поднял руку:

– Минуту, пожалуйста.

Еще один скан зрачков, поняла Лайла. Она и не заметила его в лепнине.

– Немного гостей. И еще меньше переступают порог этой двери. Но, думаю, мы поймем друг друга и бизнес, о котором идет речь, гораздо лучше, чем вы.

Он отступил от двери.

– Пожалуйста. После вас.

Аш ступил в дверной проем, стараясь помешать Лайле войти, пока не увидит, что их ждет. Взглянув в довольное лицо Вазина, он взял Лайлу за руку и вошел вместе с ней.

Тонированные окна пропускали золотой свет, как нельзя лучше оттенявший коллекцию. Внутри стеклянных островков, башен и стен жили блеск, сияние и сверкание Фаберже.

Витрины для часов. Для коробочек. Для драгоценностей. Для чаш. Для фляжек. Каждая аккуратно расположена по категории.

Она не увидела другой двери, кроме той, через которую они вошли. И хотя потолки были высокими, а полы – из ярко-белого мрамора, она видела позолоченную и безлюдную пещеру Аладдина.

– Из всех моих коллекций – это величайший триумф. Если бы не Романовы, Фаберже оставался бы известен только ограниченному кругу аристократов или богачей. Художники, конечно, Фаберже или тот же великий Перхин, заслуживают величайших похвал за видение, за искусство, даже за риск, на который они пошли, чтобы превратить довольно успешный ювелирный бизнес в империю искусства. Но без покровительства царей, Романовых, очень многое никогда бы не было создано. И все эти вещи были бы всего лишь следом в мире искусства.

Сотни вещей. Сотни сотен, подумала Лайла. От маленьких нарядных яичек до вычурного чайного сервиза для пикников. Подарочные изделия, вазы, еще одна витрина с фигурками животных.

– Это удивительно. Я замечаю широчайший кругозор, поразительное видение и мастерство, так много разнообразия в одном месте. Удивительно, – повторила Лайла. – Должно быть, ушли годы на то, чтобы собрать такую коллекцию.

– Да. С детства, – согласился Вазин. – Вам нравятся часы.

Он подошел к ней, оставаясь на расстоянии вытянутой руки.

– Видите эти, в форме веера, очень подходят для письменного стола или каминной доски. Какое свечение эмали, мягкий, но все же насыщенный оранжевый цвет. Детали: золотые розетки по двум сторонам основания, бриллиантовый бордюр с огранкой «роза». А вот работа того же мастера, Перхина, изысканно-простые круглые часы, бледно-голубые с плетеной окантовкой.

– Они все прекрасны.

И тоже пленники. А искусство никогда не должно быть пленником, услаждать взор только одного человека или тех, кого он допускал в свое святилище.

– Все это антиквариат? Многие выглядят так современно.

– Все стары. У меня нет желания владеть тем, что может иметь каждый человек, предъявив кредитную карту.

– Они все поставлены на полночь.

– Полночь, когда убийцы собрали в подвале царскую семью. Что было бы ее концом, если бы не побег Анастасии.

Она с деланой наивностью широко раскрыла глаза.

– Но я думала, что ее смерть доказана. Тесты на ДНК и…

– Лгут.

Рукой, как топором, он разрубил воздух.

– Как лгали когда-то большевики. Я последний из Романовых, последний, в чьих жилах течет кровь Николая и Александры, которую их дочь передала сначала моему отцу, потом мне.

– Почему здесь? – неожиданно спросил Аш. – Почему не хранить коллекции в России?

– Россия уже не та, что была, и никогда не будет прежней. Я создал свой мир и живу в нем, как хочу.

Он прошел дальше.

– Вот то, что я называю бытовой роскошью. Театральный бинокль из золота с бриллиантами. Яшмовая спичечница в золотом обрамлении, книжная закладка с эмалью – идеальная форма, темно-зеленая эмаль. И, конечно, флакончики для духов. Каждый – праздник искусства.

– Вы помните их все? – удивилась Лайла. – Я бы уже давно запуталась.

– Я знаю все, что принадлежит мне, – холодно ответил он. – Человек может не знать, чем владеет, но для обладания необходимы знания. Я знаю все, что принадлежит мне.