Книга Любовник из провинции. Наваждение - Ксения Васильева

После всего, когда они лежали рядом бездыханные, он вспомнил ее слова и холод окатил его. Он приподнялся на локте, вгляделся в

ее запрокинутое лицо, - как в пруд, темный и загадочный, и спросил: что-то было с тобой?..

Она молчала. То ли не слышала, то ли не хотела отвечать. Тогда он настойчивее и с явной тревогой повторил: Вера, ответь

мне, - что-то случилось с тобой... После меня?..

Она открыла глаза. Взгляд ее был загадочен. Погладив его по лицу, сказала: было, значит - было... Не будем об этом.

И потянулась к нему.

Он понял так, что если что и было, то закончилось благополучно.

... Однако, подумал он, мне нужно быть осторожнее... Но он уже

не был осторожным.

Он сел на диване, закурил и подумал, что в сущности ничего не знает об этой женщине. Она исчезает ( или все-таки - он?..) на годы, чтобы возродиться на часы, давая ему ощущение вечности, юности и безбрежной любви...

Митя встал и, накинув пуловер на плечи, подошел к окну. Внизу простирался бульвар, освещенный низкими лучами солнца, по аллее

шла женщина с мальчиком. Женщина была полной и неторопливой, а

мальчик, совсем еще небольшой, ковылял рядом с ней.

И Митя вдруг, не думая, живя в этот момент любыми ассоциациями, сказал: как мой Терри шлепает...

Вера откликнулась: пес?

Митя вздрогнул, так резануло его это слово и он, повернувшись к ней, коротко ответил: сын.

Вера села на диване, прикрываясь кофтой: у тебя второй? Или я ошиблась?

- Нет, - ответил он, уже пугаясь того, что сказал. Боже! И что самое замечательное, - ведь он не любит Терри!.. И не любит Нэлю!

Что-то надо было говорить или делать, но он превратился в глыбу льда, которую ни повернуть, ни покачнуть, ни заставить свалиться к ее ногам...

- Сколько ему? - Спросила Вера самым обыденным тоном.

... Соврать? Но как? Что Терри месяц?.. И думая об этом, он тем

не менее, честно ответил: два года... А это значило... И вдруг

стал противен себе... Как и ей, наверное.

Ничтожнейший тип с павианьими наклонностями. Он покраснел.

А она, все так же сидя на диване и прикрываясь кофтой, спросила: похож на тебя?

Митя с каким-то облегчением ответил: нет, пожалуй...

- Ты его не любишь? - Допрашивала очень спокойно Вера.

- Я его не терплю, - ответил Митя, вкладывая в ответ ненависть к себе.

Она усмехнулась: а он тут причем? Ненавидеть надо себя... Если есть за что. А ребенок?..

Она отвернулась.

Какая же безумная жалость овладела Митей! Как он ее любил и жалел! Он готов был ради нее на все. Он прошептал ( они сегодня стали опять шептать друг другу): хочешь, я останусь у тебя?

Веру охватила поздняя ненависть.

Она разрывала ее на части! Так вот оно что! Низкий грязный гадостный мужичонка! Вот он кто, ее "Митя"!

- Нет, - ответила она твердо, останавливая себя, чтобы не закричать и не выбросить его из дома сейчас же, - вот так, голого, раскрытого ей навстречу, с уже снова встающим членом.

Мало ли еще кому, кроме нее и жены, запихивал он и запихивает!.. Риточке... Лельке! Дуры!!

- Ты сейчас уйдешь.

- Но почему, Вера? Почему? - Спрашивал он, понимая, что все кончено и он в этом виновен. И не потому, что сказал, а потому что делал так!

- Потому. - Кинула она.

Вскочила с дивана и стала одеваться как-то нагло открыто. Ему всегда нравилось смотреть на нее, когда она одевается, и

прерывать это новой любовной атакой. Такая у них была сладостная игра.

Теперь она одевалась как-то нагло, напоказ, наплевательски,

- хотя видела, что он возбудился до кондиции.

Она брезгливо глянула на его взбудораженную мужскую плоть и ему вдруг стало невыносимо стыдно и захотелось прикрыться рукой...

- Что, ты думаешь, мне интересно на это смотреть? Оденься!

- Вера, - он не шептал, в его голосе звенели боль, стыд, и что-то еще, ужасное и томящее, - Вера, но всего десять минут назад ты любила меня...

И с ним случилось такое, чего он от себя не ожидал. Он пошел на нее как бык. И говорил: Вера, Вера, видишь как я хочу тебя! Пожалей меня...

Он подошел к ней и ткнулся плотью ей в руку.

Она в ужас шептала, отодвигаясь от него к дивану: ты что? Ты рехнулся? Убирайся!..

А он почти насиловал ее, хватая все крепче за плечи и валя на спину. Каким-то усилием она вырвалась от него, растрепанная, красная, с широко раскрытыми глазами, в которых плескалось отвращение.

Она отскочила к двери и закричала: не смей подходить ко мне! Ублюдок!

Он внезапно пришел в себя. Что он натворил! Что с ним произошло!.. Может быть, он - сумасшедший? Маньяк? И что теперь можно сказать... Все в нем как бы умерло. И прекратилось возбуждение. Все.

Он стал одеваться. В тишине было слышно, как тяжело, затравленно дышит Вера. Он ничего не соображал, - уйти в ванную хо

тя бы, и чувствовал невыносимое унижение.

Она, стоя настороженно у двери, не отводила от него глаз. Закурила и глядела, как неловко он натягивает трусы, носки, джинсы... Казалось, он совершает перед ней какое-то отвратительно неприличное действо. Так это выглядело.

Он был одет, но еще медлил. Он ждал, что она хоть что-то скажет еще, закричит, унизит... На что можно будет ответить и как-то что-то объяснить... Что? Что объяснить?

Но он медлил. А она вышла из комнаты в прихожую и открыла дверь на лестницу. Ему ничего не оставалось, - он вышел к ней.

Тогда она вытолкнула его из квартиры.

Он ринулся вниз, забыв о лифте. На улице стемнело. Снова лил дождь. И он вдруг понял, что стоит без плаща. Он забыл его ТАМ. Уйти?.. А дома? И так неизвестно, что там... Вернее, известно.

Он вернулся и позвонил. Вера быстро открыла дверь.

- Плащ... - только и сказал он.

Она сорвала его с распялок и кинула ему.

А он схватил ее руку, и не отпуская и целуя ее, говорил: прости, умоляю, прости меня... Если можешь... Я гадок... Но я так

безумно люблю тебя.

Она с силой вырвала руки и захлопнула дверь. А за дверью, прислонившись к косяку, зарыдала без слез.

Митя ехал в такси, его бил озноб, голова горела, мысли были обрывочны.

Он позвонил в свою дверь слабым звонком: сил не было совсем, голова кружилась, он еле стоял на ногах.