Книга Часть целого - Стив Тольц

— Почему ты мне об этом не сообщил? — возмутилась она.

— Вот, сообщаю.

Анук сморщилась, и ее лицо вместе с глазами, носом и губами сделалось не больше мандарина.

— Что ему надо? — тихо спросила она.

Я сделал жест в ее сторону:

— Догадайся.

— Но он может получить любую, кого только пожелает.

— Может, его забрало от того, что ты сказала ему в казино?

— Я ничего ему не сказала.

— Ну же, колись.

— Так и быть: я ему сказала, что на его душе пятна, которые, сколько ни пытайся стереть, только размазываются.

Спустя два дня я был на работе, курил на улице со своим начальником Смити и думал, что вскорости надо рвать отсюда когти и что я никогда себе не прощу, если, уходя, не распишу пороки моих сослуживцев. Я размышлял, какую мне после этого устроят «теплую» отвальную, когда заметил «порше спайдер», который подъехал и остановился в месте, где остановка запрещена. Машина была вроде той, в которой умер Джеймс Дин[43]. Я бы тоже умер в такой, если бы хватило денег.

— Ты только полюбуйся! — предложил мой босс.

— Любуюсь.

Из автомобиля вышел Оскар Хоббс и направился в нашу сторону.

— Джаспер!

— Так вы же Оскар Хоббс! — потрясенно проговорил Смити и получил в ответ:

— Совершенно верно.

— Вот в чем трудности знаменитостей, — вмешался я. — Каждый норовит сообщить им их имя.

— Джаспер, можно тебя на минутку?

— Конечно. — Я извинился перед Смити, и тот энергично закивал, но по-прежнему с таким ошарашенным видом, словно обнаружил вместо своих гениталий вагину.

Мы с Оскаром отошли на солнце. Он нервничал.

— Мне даже смешно, что я приехал к тебе и собираюсь говорить об этом деле.

— О каком деле? — спросил я, хотя знал ответ.

— Анук явилась ко мне в офис и отчитала за ту рецензию.

— Вот как?

— Я устроил, чтобы пресса осветила демонстрацию в защиту окружающей среды, в которой она принимала участие. Но она пришла в неистовство. Я ничего не понимаю. Она что, ненавидит меня?

— Ничего личного. Она ненавидит всех богатых.

— Как мне ей понравиться?

— Покажите, что вы чем-то угнетены. Это должно помочь.

Он ритмично кивал, словно отбивал такт.

— А что вы хотите от Анук? Уж больно много вы прилагаете усилий. Я видел ваших женщин. Анук славная, у нее свой стиль. Но в этом нет никакого смысла. Вы по первому желанию можете получить любую женщину. Чего еще надо?

— Дело в том, Джаспер, что мир населен обыкновенными людьми: одни — красивы, другие — нет. Настоящая редкость — исключительные, интересные, оригинальные, изобретательные, с собственным мышлением. Я ищу именно такую исключительную женщину, и неужели ты думаешь, что стану тратить время на обыкновенных — красивых или некрасивых?

Отвечать на этот вопрос не было необходимости, я и не ответил.

— Такие женщины, как Анук, встречаются реже, чем ты думаешь.

Когда он ушел, Смити спросил с наигранным безразличием:

— Как ты познакомился с Оскаром Хоббсом?

— Как-то само собой получилось, — обронил я, и поскольку был таким же жалким, как все, с таким же зудящим эго, то весь остаток дня считал себя необыкновенно важным.

Но меня смутило, что Оскар не просто бросался на Анук, как огнедышащий дракон, — он влюбился в нее, а она его отшила! Власть может действовать как афродизиак, предрассудок — как отворотное, и в данном случае второе пересилило первое. Помнится, Анук однажды вытащила меня на митинг, где оратор заявил, что медиамагнаты в кармане у правительства, а через месяц — на другой митинг, и там было сказано, что правительство в кармане у медиамагнатов (она соглашалась и с тем, и с другим); я пытался ее убедить, что это просто так кажется, поскольку у правительства и прессы одни и те же задачи: сначала до смерти напугать народ, затем держать его в леденящем страхе. Ей на это было плевать. Она неизменно ненавидела и тех и других и не соглашалась ни с какими доводами. Я начал подозревать, что смазливая и богатая личность Оскара ниспослана своеобразным образом испытать силу и жизнеспособность ее предрассудков.

Домой я вернулся на закате и, глядя на удлиняющиеся тени, задумчиво шел по лабиринту. Это было мое любимое время в лесу — грань ночи. Приближаясь к хижине, я заметил дожидавшуюся меня на веранде Адскую Каланчу. Мы поспешили внутрь и занялись любовью, и я все эти мгновения пытливо вглядывался в ее лицо, стараясь разобраться, не думает ли она о ком-нибудь, кроме меня. Но, честно говоря, не понял.

Через полчаса у дверей послышался голос:

— Тук-тук.

Я поморщился. На этот раз ко мне пришел отец. Я вылез из постели и открыл дверь. На нем был банный халат, купленный им в прошлом месяце, ярлык до сих пор красовался на рукаве.

— Расскажи мне что-нибудь о своей подружке, — попросил он.

— Тсс… она спит. — Я вышел на веранду и закрыл за собой дверь. — Что рассказать?

— Она принимает противозачаточные таблетки?

— Какое тебе дело?

— Да или нет?

— Должен тебя разочаровать — нет. У нее от них аллергическая реакция.

— Превосходно!

Я вздохнул, намереваясь переносить его, пока не кончится все запасенное в моих глубинах терпение. Но его улыбка иссушила эти глубины до дна.

— Согласен, ты выиграл. Я сгораю от любопытства. Что превосходного в том, что моя подружка не принимает противозачаточные таблетки? Что в этом такого?

— Это значит, что вы пользовались презервативом.

— Папа, какого черта?

— Могу я у тебя позаимствовать?

— Презервативы? На хрена?

— Надеть на…

— Я знаю, на что их надевают. Но мне казалось, что проститутки приходят со своими презервативами.

— А ты считаешь, что я не могу переспать ни с кем другим, кроме проститутки?

— Считаю.

— Полагаешь, не в состоянии понравиться нормальной женщине?

— Я уже сказал.

— Хорош сын!

— Папа, — буркнул я, но не придумал, как закончить фразу.

— Так у тебя есть или нет?

Я пошел в спальню, взял с прикроватного столика пару презервативов и протянул ему.

— Только два?