Книга Коринна, или Италия - Жермена де Сталь

В день спектакля, когда Освальд провожал леди Эджермон до кареты, она сказала ему, что Коринна, так же как и Люсиль, стала наследницей скончавшегося в Индии родственника лорда Эджермона, и попросила его заехать к ней, чтобы ознакомиться с ходом ее дел, а затем сообщить обо всем этом в Италию. Освальд обещал приехать к ней, и ему показалось, что в это мгновение рука Люсиль, которую он держал, слегка дрогнула. Молчание Коринны могло внушить ему мысль, что она его разлюбила, но волнение этой девушки убеждало его, что в ее сердце уже зарождалось чувство к нему. Однако он вовсе не собирался нарушить обет, данный им Коринне, и кольцо, которым она владела, было надежным залогом того, что он не женится на другой без ее согласия. На следующий день он явился к леди Эджермон, чтобы защищать интересы Коринны; но леди Эджермон была так плоха, а ее дочь так растерялась, очутившись в Лондоне одна, без родственников (мистер Эджермон уже уехал оттуда), даже не зная, к какому врачу обратиться, что Освальд счел своим долгом позаботиться о старинной приятельнице своего отца и посвятил ей все свое время.

Леди Эджермон, по натуре резкая и надменная, казалось, благоволила только к Освальду: она разрешала ему ее навещать ежедневно, хотя он не обнаруживал намерения жениться на ее дочери. Благодаря своему имени и красоте Люсиль стала одной из самых блестящих невест Англии, и, с тех пор как она побывала в театре и ее узнали в Лондоне, в дом ее матери беспрерывно приезжали с визитом самые знатные вельможи страны. Леди Эджермон упорно отказывалась их принимать, совсем не выходила из дому и виделась только с лордом Нельвилем. Могло ли не польстить ему столь деликатно выраженное предпочтение? Молчаливое благородство, с каким принимали его услуги, не обращаясь к нему ни с какими просьбами и ни на что не жалуясь, глубоко его трогало, но всякий раз, отправляясь к леди Эджермон, он опасался, как бы его присутствие в ее доме не было истолковано как некое принятое им на себя обязательство. Если бы леди Эджермон поправилась, он перестал бы ее посещать, так как этого больше не требовали интересы Коринны. Но когда уже показалось, что ей стало лучше, она снова захворала, и на этот раз еще опаснее, чем раньше; если бы она умерла, у Люсиль в Лондоне не было бы опоры, кроме Освальда, ибо ее мать ни с кем не завела знакомства.

Люсиль не проронила ни слова, которое могло бы открыть лорду Нельвилю, что он ее избранник! Но порой он мог догадаться об этом по легкому румянцу, вспыхнувшему на ее щеках, по внезапно потупленному взору, по ее учащенному дыханию; он изучал сердце девушки с интересом и нежностью, но ее глубокая сдержанность всегда лишала его уверенности и вызывала сомнение в ее чувстве. Бурные проявления страсти и внушенное ею красноречие не могут нас полностью удовлетворить: сердце вечно жаждет чего-то большего и, не получая его, остывает и утомляется, меж тем как слабый огонек, чуть брезжущий в тумане, надолго приковывает к себе наше внимание, словно обещая нам некие неизведанные переживания и откровения. Впрочем, такие ожидания не всегда оправдываются; и когда наконец мы узнаем, что скрывалось за этим молчанием, то исчезает все очарование тайны и мы начинаем сожалеть о горячих порывах пылких натур. Увы! как продлить эти восторги сердца, эти упоительные мечтания? Рано или поздно им приходит конец; их убивает и чрезмерное доверие, и сомнения в любви, для них пагубны и дни счастья, и дни печали. Небесные радости чужды нашей земной юдоли! Лишь иногда они озаряют наши сердца, напоминая нам о нашей горней родине, вселяя в нас спасительную надежду!

Когда леди Эджермон стало лучше, она решила через два дня поехать в Шотландию и посетить имение покойного мужа, находившееся по соседству с владениями лорда Нельвиля. Она ожидала, что он вызовется сопровождать ее, так как еще недавно говорил, что собирается побывать в Шотландии прежде, чем выступит в поход его полк; однако он ничего не ответил. Люсиль взглянула на него в это мгновение, но он продолжал молчать. Тут она встала и подошла к окну. Вскоре под каким-то предлогом лорд Нельвиль приблизился к ней, и ему показалось, что глаза ее влажны от слез; это его взволновало, и у него вырвался вздох; ему вспомнилось, что подруга забыла его, и он спросил себя, не проявит ли эта девушка больше постоянства в любви, чем Коринна.

Освальду хотелось чем-нибудь загладить огорчение, причиненное им Люсиль, ведь так приятно видеть сияние радости на полудетском лице! Печаль не пристала чертам, на которых еще не проложили следов размышления. На другой день в Гайд-парке должен был состояться смотр полка, которым командовал лорд Нельвиль, и он спросил леди Эджермон, не угодно ли ей приехать туда с Люсиль и не позволит ли она ему после окончания церемонии совершить с ее дочерью прогулку верхом, сопровождая ее карету. Люсиль как-то сказала, что ей очень хочется покататься верхом. Она взглянула на мать с обычной покорностью во взоре, однако можно было догадаться, что она жаждет получить согласие. Леди Эджермон с минуту подумала, потом, протянув лорду Нельвилю свою слабую высохшую руку, сказала:

— Раз вы об этом просите, милорд, я согласна!

Эти слова, произнесенные столь выразительно, несколько испугали Освальда, и он готов был отказаться от своей просьбы, но вдруг Люсиль с несвойственной ей живостью схватила руку матери и с благодарностью поцеловала. У лорда Нельвиля не хватило духу лишить удовольствия это невинное создание, которое вело такую уединенную и печальную жизнь.

Глава шестая

Целых две недели Коринну терзала жестокая тревога; каждое утро она колебалась, написать ли лорду Нельвилю, что она приехала, и каждый вечер испытывала невыразимую боль, узнавая, что он у Люсиль. Пережитые накануне вечером страдания только усиливали поутру ее робость. Ее бросало в краску при мысли о том, как она поведает человеку, который, быть может, уже ее разлюбил, какой безрассудный поступок она совершила ради него. «Может быть, — часто говорила она себе, — воспоминания об Италии уже изгладились из его памяти? Может быть, он уже не ищет в женщине ни выдающегося ума, ни пылкого сердца? Сейчас его пленяет нежная прелесть шестнадцатилетней девушки, ее ангельский облик, ее несмелая, неопытная душа, в которой зарождается еще новое для нее чувство».

Коринну так поразила мысль о превосходстве сестры, что ей было даже стыдно соперничать с такой красавицей. По сравнению с этой невинностью талант казался ей чем-то надуманным, ум — слишком деспотичным, страсть — чрезмерно грубой; и хотя Коринне не было еще двадцати восьми лет, она уже предчувствовала ту пору, когда женщина с грустью перестает верить в свое очарование. В душе у нее боролась ревность с какой-то горделивой робостью; и она откладывала со дня на день столь желанное и столь страшное свидание с Освальдом. Ей стало известно, что на другой день в Гайд-парке состоится смотр его полка, и она решила туда поехать. Возможно, что там будет Люсиль, подумала Коринна, и она своими глазами увидит, какие чувства питает Освальд к ее младшей сестре. Сперва Коринне пришло в голову принарядиться и неожиданно предстать перед ним; но, увидев в зеркале свои черные волосы, смуглое от итальянского загара лицо с резкими чертами, о выражении которого она не могла судить, она пришла в уныние. Она видела в зеркале воздушную головку сестры; и, отбросив прочь все украшения, какие она примеряла, Коринна надела черное платье, сшитое по венецианской моде, закуталась в мантилью, какие носят в Италии, и забилась в уголок кареты.