Книга Стражи цитадели - Кэрол Берг

— Это их не вылечит, но болеть некоторое время не будет.

— Так гораздо лучше. Так ты… ты собираешься, стать Целителем? — спросил он едва ли не с благоговением.

От этой мысли меня едва не стошнило.

— Нет. Я никогда не смогу этим заниматься.

— Когда соберешься уходить, привяжи меня обратно. Огнедышащий обо мне позаботится.

— Этой ночью меня никто не хватится. Я все устроил.

— Не хочу навлечь на тебя неприятности.

— И не сможешь. Хочешь что-нибудь поесть? У меня в плаще кое-что найдется.

— Я бы съел твои сапоги, если б знал, как они называются.

Мы снова расхохотались, и я не сразу смог достать из кармана плаща хлеб и сыр вместе с флягой кавета, который я подогрел колдовством.

За несколько мгновений уничтожив еду и выхлебав кавет, мальчик расслабленно прислонился к стене.

— Так что же ты здесь делаешь — помимо того, что берешь у зидов уроки верховой езды?

— Изучаю фехтование, рукопашный бой и колдовство.

— Я уже понял, что в борьбе ты хорош. Никогда не думал, что парень на голову ниже меня так быстро со мной справится. С остальным у тебя тоже все в порядке?

— Уже лучше. Фехтование самое трудное. Когда я только приехал сюда, я делал успехи очень быстро, а сейчас — намного медленнее. Не думаю, что я когда-нибудь стану так хорош, как хочу сам.

— Почему это так важно?

— Мне нужно оплатить долги. Долги чести.

— Может быть, я не понимаю, что такое долги чести, — уж такой я, и все тут. Ты бы просветил меня, что ли.

Это было похоже на прохудившийся бурдюк с водой. Неважно, насколько мала дыра, содержимое, в конечном счете, все равно окажется снаружи. Начал я с рассказа о своем кровном долге перед лордами, а закончил тем, что выложил ему все: что вся моя жизнь оказалась ложью и предательством, что никто не был тем, за кого себя выдавал, и что виновником этого был один-единственный человек. Я вывалил это все перед невежественным крепостным конюхом, у которого никогда не было даже пары сапог.

Он долго молчал после того, как я закончил рассказ, потом медленно покачал головой.

— Адово пламя… жуткая история. Мне надо подумать над ней немного, прежде чем я хотя бы решу, что же об этом думать. Что-то ясно, но кое-что… С чего ты решил, что этот злой принц — который на самом деле твой отец — убил твою няньку? Я не понимаю.

— Это очевидно. Сейри привела его в Комигор, чтобы отомстить Люси и папе. И потом, это было сделано его кинжалом. Я видел.

— Но это же был просто сон. Я вот во сне видел летающих лошадей.

Мне не понравились его расспросы.

— Да у тебя каша в голове. Я и не ожидал, что ты поймешь. Не знаю, почему я выболтал все это тому, кто даже не может сказать «сапоги».

— Это правда. Я и вполовину не так умен, как ты, а те мозги, что есть, полны лошадиного дерьма.

— Ты, должно быть, увлечен лошадьми так же, как я — фехтованием. Хочешь стать лучшим, так? В их обучении и в знаниях о них? Бьюсь об заклад, ты хотел бы держать конюшню с лучшими лошадьми на свете.

Он скорчил распухшее лицо в гримасе.

— Я никогда никому этого не говорил. Ты же не копался у меня в голове, правда?

— Нет. Я не хочу этого делать.

— Я рад. От мысли об этом у меня аж мурашки бегут. Еле слышное жужжание в голове подсказало мне, что наступило время второй стражи, около двух часов до рассвета.

— Хочешь немного поспать? Скоро мне придется уйти, и тогда тебе будет сложнее заснуть.

— Да ладно. Я могу спать где угодно. У низкородных свои преимущества. Иди и повесь меня обратно.

Я привязал его обратно к стене, пытаясь закрепить его в точности так же, как это сделал воин.

— Я не смогу прийти утром, знаешь ли, — сказал я.

— Все в порядке. Эта ночь оказалась куда лучше, чем я ожидал.

Он заснул прежде, чем я закрыл ворота.

Глупо было с моей стороны помогать ему, но на какое-то время мне полегчало. Когда я вернулся в конюшню на следующее утро, на урок верховой езды, я прошел мимо стойла Огнедышащего. Мальчишки там уже не было. Прошло два дня, прежде чем я снова увидел его — он чистил стойла, все еще синий от ушибов и ободранный, но в остальном на вид не хуже прежнего. Я посмотрел прямо сквозь него, а он и головы не повернул.

ГЛАВА 36

СЕЙРИ

Нас с Диа отослали работать в Серый дом. Мы по-прежнему спали в бараке со швеями, но каждое утро на рассвете отправлялись не в мастерскую, а на кухню. Кислолицая крепостная по имени Гар приставила нас к делу. Диа должна была разжигать огонь, готовить еду для крепостных и дважды в день разносить рабам серый хлеб. Я проводила дни с ведром и тряпками, отдраивая полы и перила, полируя медь, соскребая свечной воск и раз, за разом вытирая красную пыль со всего вокруг. По крайней мере, это было хоть каким-то разнообразием в сравнении с шитьем и позволяло мне увидеть многое из того, что происходило в доме. Я отвечала за нижние этажи, в то время как двое других крепостных убирали покои Герика. Для начала очень неплохо. Всегда оставалась опасность, что он меня узнает.

Первый раз я увидела его на второй день моего пребывания в доме. В то утро моей задачей было вычистить вымощенный плиткой проход, который вел в один из внутренних двориков. Рассветное солнце еле позволяло видеть, что я делаю. По обыкновению крепостных и рабов, я отпрянула в тень, едва заслышав приближающиеся шаги. Герик прошел мимо меня во двор.

Хотя он был по-прежнему изящно сложен, он вырос на две ладони и изрядно раздался в плечах. Зеленая безрукавка открывала загорелые руки, а коричневые штаны, гетры и ботинки прекрасно сидели на нем. В одиночестве на фехтовальной площадке он снял перевязь с мечом, повесил ее на крюк в стене и принялся разогреваться. Его движения напоминали ритуальный танец под музыку, которой я не могла слышать.

Он был красив. Его сияющие волосы взметывались вокруг бронзового от загара лица, когда он тянулся и поворачивался, несколько тонких косичек были заплетены перед ушами. И даже когда скорость и нагрузка его упражнений возросли, он не выказывал ни малейшего признака неуклюжести, которой можно было бы ожидать от ребенка его лет. Его лицо было спокойным, невозмутимым, казалось, его разум сосредоточился на чем-то внутри него… пока во дворе не появился воин-зид.

— Над чем будем работать сегодня, молодой господин? — спросил он. — Вы столь многого не умеете, что непросто выбрать, с чего же начать. Кажется, главная наша трудность каждый день — это решить, в чем вы слабее всего.

Единственным ответом Герика было то, что он прервал упражнения, опоясался перевязью с мечом и остановился в ожидании; лицо его сделалось холодным и лишенным выражения.