Книга Крылья - Юрий Нестеренко

А это значило, что Дйаргур ни за что не отпустит меня к пришельцам.

Через два дня охотники вернулись с добычей, и хаагел, едва сняв лыжи, взбежал наверх ко мне — удостовериться, что со мной все в порядке. От него, однако, не укрылось, что я без прежней радости отвечаю на его приветствие, и он, конечно, попытался выяснить, в чем дело. Я, однако, была еще не готова для объяснений. За эти два дня у меня созрела идея — если Дйаргур не захочет отпустить меня одну, да и реально ли вообще выбраться из этих краев в одиночку, тем более при моем отсутствии зимних навыков? — может быть, мне удастся заинтересовать его и других хардаргов экспедицией к острову пришельцев? Нет, конечно же, не грабительским рейдом, но необыкновенным путешествием с познавательными и, возможно, торговыми целями, достойным войти в баллады на века…

Прошло еще долгих четыре декады, прежде чем я сочла свои познания в языке достаточными для большого публичного выступления.

За это время я, впрочем, несколько раз пыталась расспросить разных хардаргов о пришельцах — может быть, они располагают более свежей информацией? Вдруг гости со звезд давно улетели, и самое лучшее для меня и впрямь — смириться с судьбой и остаться жить в клане Ганйаррахэ? А может, наоборот, где-нибудь в этих краях совсем недавно видели летающую машину пришельцев? Но меня попросту не понимали.

— Пришельцы со звезд? Боги?

— Нет, не боги, аньйо из другого мира!

— Выходцы с того света?

— Да нет же, с такой же земли, как наша, только находящейся далеко!

— С соседнего континента?..

Ну и так далее. В общем, оставалось лишь учить язык, чтобы уметь объясниться так, чтобы меня поняли.

Погода за эти четыре декады менялась неоднократно.

Бывали и новые снежные бури, и морозы настолько жестокие, что не то что я, но и привычные к холоду хардарги не поддавались на провокацию обманчиво сиявшего в безоблачной синеве солнца и предпочитали не высовывать носа из данга. В общем, я получила достаточно доказательств, что попытка бегства в это время года была бы верным самоубийством.

Кстати, довелось мне за это время увидеть и смерть. Правда, не от холода; одного из членов клана сразил куда более беспощадный враг — старость. Он знал, что умирает, и лежал в своей каморке под теплой шкурой возле камина, а вокруг толпились многочисленные родичи и просто члены клана, включая и самого Дйаргура. Это была мирная и, как сказали бы церковники у меня на родине, благостная кончина, хотя умиравший, естественно, был язычником. Язычником, никогда ни о чем не просившим своих богов и принимавшим мир таким, каков он есть, — с холодом, старостью и смертью. Он ничего не говорил, лишь неторопливо переводил взгляд с одного лица на другое, помаргивая старческими слезящимися глазами. Молодая девушка сидела рядом, держа его за руку, — должно быть, любимая внучка. Затем она вдруг встала, давая понять, что все кончено.

Потом я увидела похоронный обряд. Хардарги не зарывают своих мертвецов, как ранайцы и илсудрумцы — попробуйте-ка выдолбить могилу в каменно-мерзлой земле. И не сжигают на костре, как гантрусы, — топливо нужно живым. Вместо этого покойника, обряженного в зимнюю одежду, уложили на носилки и вынесли на реку. Там его уже ждала лодка — самая обычная, из тех, на которых летом хардарги рыбачат и переправляются на другой берег. На этой лодке мертвеца отбуксировали по льду вниз по течению, до тех пор, пока изгиб берега не скрыл его от взглядов оставшихся в данге, и оставили там, на середине реки. Весной, когда лед вскроется, вода унесет его на юг.

Я поняла, откуда пошло выражение «отправиться вниз по реке»… Я не суеверна, но, признаюсь, с тех пор, особенно когда солнце пряталось и ветер заунывно выл в трубах, мне не раз становилось не по себе при мысли о непогребенном мертвеце, ждущем своего последнего путешествия меньше чем в миле от данга…

Но вот наконец состоялся мой бенефис. Вечером в самом большом зале данга, освещенном пламенем двух очагов и многочисленными факелами, собрался практически весь клан, и я начала свое повествование. Начала теми же словами, что и нынешнее, — «меня зовут Эйольта Лаарен-Штрайе» — хотя в целом, конечно, тот мой рассказ был куда менее подробным, чем читаемый вами. Иначе я бы не уложилась в один вечер, да и слов мне все-таки не хватало. А кое-какие эпизоды я скомкала специально — о положении богини нгарэйху рассказывать было куда приятней, чем о клетке в зверинце…

Хардаргам в новинку было слушать историю, изложенную обычной речью, а не белым стихом. Это не значит, конечно, что они зовут сказителя всякий раз, когда им надо пересказать какую-нибудь бытовую сценку, но длинные истории о подвигах и приключениях положено излагать исключительно в форме саги. Как обычно, за красивой традицией стоит вполне рациональная основа — поэтический текст легче запоминается. Впрочем, Лард, внимавший моему рассказу, обещал со временем оформить все должным образом. Но и в «сыром» прозаическом виде, да еще с акцентом, ошибками и использованием жестов в трудных местах, меня все равно слушали, что называется, затаив дыхание. Я видела, как блестят их глаза в колеблющемся свете факелов…

Хардарги ходят на своих харрах достаточно далеко, участвуют в лихих битвах, преодолевают опасности суровой природы — но все же ни одному из них не довелось побывать на разных континентах и островах, в тропиках и даже на «обратной стороне земли» (за экватором), пережить нападение морского дракона и спастись от извержения вулкана — и все это в течение одного года!

Но главной своей цели я так и не достигла. Тема пришельцев не нашла у них отклика. Хардарги знают, что Земля круглая, но не имеют понятия о сущности звезд и множественности миров. Поначалу я не заметила недоверия к моим словам, но потом поняла, что к сагам вообще не принято выражать недоверие. От саги требуется не столько правдивость, сколько увлекательность — ну, или точнее, в саге не только допускаются, но и предписываются образные метафоры и поэтические преувеличения. Огненная башня, железная птица и таинственный остров где-то возле экватора идеально вписывались в эту традицию. Когда же я стала настаивать, что все это не метафоры, а реальность, то столкнулась лишь с улыбками и покачиванием головами. Мол, да-да, Эйольда-Хейги, мы понимаем, ты хочешь усилить впечатление от своей повести, но не надо так стараться, нам и так понравилось.

Я уже готова была разразиться руганью в их адрес, но сдержалась. В самом деле, как они могут принять всерьез рассказ о пришельцах, если они твердо знают, что звезды — это дыры в небесной тверди? Если до меня они о пришельцах никогда не слышали и уж тем более не видели ни звездного корабля, ни летающей машины? Очевидно, так далеко на юг гости со звезд не залетали, а с гантрусами хардарги общаются на совсем другие темы…

Не добившись успеха с кланом в целом, я решила сосредоточиться непосредственно на Дйаргуре. Но его эта идея тоже не вдохновляла.

— Вот смотри. — Он достал из шкафа большую пергаментную карту и расстелил ее на столе. Карта изображала Глар-Цу, но не целиком: север и крайний юг континента отсутствовали. Старательно прорисованное изображение данга сразу бросалось в глаза, так что я мгновенно сориентировалась, найдя и Доргот, и нашу реку — она называлась Лагге, — берущую начало северо-западнее его, а потом, не доходя до океана, поворачивающую на юго-запад. Водоразделом служат те самые холмы, через которые я перебралась, спасаясь от контрабандистов. На самом деле они — лишь первые отроги не слишком высокого, но длинного горного хребта, тянущегося вдоль побережья, вероятно, до самой южной точки континента. В отличие от Инйалгдара, чья протяженность в высоких широтах лишь незначительно меньше, чем в умеренных, Глар-Цу к югу сходит на клин. Правда, где находится острие этого клина, точно не знает никто. Гантруские мореходы несколько раз пытались обогнуть свой континент с юга — разумеется, в летние месяцы, — но так и не смогли пробиться через льды. Некоторые географы полагают, что Глар-Цу на юге тянется до самого полюса. Соответственно, реки в этой части материка текут на юг и юго-запад, впадая или непосредственно в Море Вечных Льдов, или в какие-то неизвестные доселе озера высоких широт. Хардарги не без оснований считают крайний юг царством смерти и жаждут спускаться туда на харрах не более, чем ранайцы — слетать на Лла. Со слов Дйаргура я не поняла, какого страха здесь больше — суеверного или рационального, но так или иначе даже летом идея доплыть по реке до моря, чтобы затем двинуться на север вдоль западного побережья континента, выглядела явно бесперспективной.