Книга Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь в горах под горным городком Серахсом Аркан смотрел, как Ксеркс и Миами уходили в лесные заросли. Ксеркс был высоким и плечистым, Миами на его фоне казалась совсем миниатюрной, и ее песчаного цвета шкурка казалась совсем светлой на фоне черной шкуры Ксеркса. Миами оживленно вертела своей круглой головкой с острыми, настороженно прижатыми ушами, и Аркан не сомневался, что сейчас в ее раскосых с вертикальными зрачками глазах плещется любопытство, а розовый носик беспрерывно морщится, втягивая незнакомые и притягательные запахи леса. Пантерка изгибалась под тяжестью черной сумки, в которой она несла две символа оставленной пантохомами цивилизации — книги и лекарства. Самец при ходьбе опирался на суковатую палку. Спину его горбил большой рюкзак, в который Аркан по возможности собрал все необходимое на первый, да и на второй случаи.
На опушке пантохомы остановились и оглянулись. Аркан прощально помахал им рукой, чувствуя, как в душе оживает сожаление и горечь. Вот и все. Свободны они были, в отличие от него. Давайте, детворята, живите. Блин, как там лаборант Витек говаривал? Первые представители искусственно созданной расы. Дай вам Бог выжить в горной холодрыге. Это вам не тропики, здесь люди в шубах ходят. Ну, шуба, может быть, у вас и своя отрастет или с кого-нибудь по дороге снимите. А что до остального, то выбор отныне только за вами. А Машка, зараза, с гордостью отмечал он, книги так и не бросила, будет теперь по ним учить свою детвору.
Аркан вдруг ощутил себя родителем, которого навсегда покидают выросшие дети. Чувство это ему ранее было неведомо, и теперь он пытался разобраться, чего в нем больше — гордости за неожиданно выросших детей или тоски окончательного и пугающего своей бесконечностью прощания?
Миами неожиданно поставила сумку на землю, опустилась на все четыре конечности и — гибкая, стремительная — метнулась назад.
Прыжки, которыми она неслась над землей, были высоки и грациозны.
Остановившись перед Арканом, Миами поднялась на задние лапы, и Аркан снова увидел ее яркие зеленые глаза. Миами подняла лапу и, не выпуская когтей, коснулась жесткими подушечками щеки Аркана.
Аркан молчал. Да и что он мог сказать? Некоторое время человек и пантохом смотрели в глаза друг другу. И тут Миами сделала то, что видавший виды в этой жизни Аркан всегда вспоминал с изумленным смятением, — она придвинулась, и влажный прохладный носик ее коснулся его небритой щеки. В следующее мгновение Миами уже летела назад к лесу, где на опушке ее терпеливо ожидал Ксеркс. Достигнув спутника, Миами встала на задние лапы, пантохомы еще раз обернулись, прощально помахали Аркану лапами и растворились среди зеленой листвы.
Аркан остался один и ощутил щемящую пустоту в душе. Путешествие закончилось удачно. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. В деревню ехать смысла не было, паспорт Аркана остался у Михиля, и тот, несомненно, проверит, не вернулся ли Аркан туда. Да и не ждали Аркана в деревне. Можно было куда-нибудь завербоваться, на Шикотан, скажем, или на Чукотку в геологоразведку. Но и здесь Аркана мучили сильные сомнения, уж больно высокие и всесильные покровители были у его бывшего шефа. Такие, пожалуй, и на Чукотке достанут. Да и документов у Аркана не было, кто бомжа без документов оформлять станет в разведку, неприятности на свою задницу искать? Но был еще один выход. О нем Аркан думал с тоской. Но именно он давал возможность отсидеться в безопасности, заполучить паспорт и когда-нибудь начать новую жизнь подальше от Михиля и его команды. Чем больше Аркан размышлял, тем больше понимал, что это для него единственный выход. Будь у него образование, Аркан, вероятно, придумал бы что-нибудь получше, но он был простым колхозником, получившим дополнительное образование в следственных изоляторах и колониях, куда его забрасывала нелегкая воровская судьба. Он посидел немного, глядя на загадочно молчащие горы, покурил задумчиво, и снова тоска принялась глодать его душу. Он яростно затянулся, отбросил окурок в сторону и встал, чувствуя, как упруго расправляются мышцы. Магазинчик он уже присмотрел по дороге, еще когда вез сюда зверят. Теперь надо было снять и закопать номера от машины, сбросить «уазик» в пропасть, вернуться и прикинуть, как грамотно этот магазинчик подломить, чтобы обязательно попасть в руки к местным мусорам. Особых трудностей Аркан впереди не видел, только его сильно смущали некоторые несообразности в судьбе пантахомов и его, Аркана. Для того чтобы спастись и остаться свободными, пантохомам обязательно нужна была воля. Человеку, чтобы спастись и остаться свободным, приходилось выбирать клетку.
Но, говоря словами покойного лаборанта Витьки, это был не единственный парадокс, который время от времени нам подкидывает госпожа Жизнь.
Маленькая повесть о хвостатом обитателе дома, впрочем, не только о нем
Памяти Васьки, Мурзика, Рикки, Дымка, Маркиза, Барсика и Марсика, которые жили рядом.
Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь.
С тех пор, как Р. Киплинг написал свою знаменитую сказку, коты и кошки гуляют сами по себе, но неизменно возвращаются в место, которое считают своим домом. Любая кошка щедра на любовь и платит лаской за ласку, но вместе с тем любой представитель кошачьего племени имеет хорошую память на те неприятности, которые ему доставляла жизнь.
Собака думает: вот человек, он меня поит, кормит, выгуливает… Наверное, он Бог!
Кошка думает: вот человек, он меня кормит, поит, выглаживает, стелет мне белое белье… Наверное, я — Бог!
Каждая история имеет свое начало.
Если покопаться в памяти, обязательно найдешь момент, когда все это началось. Но вот в чем дело: копаться и вспоминать просто не хочется. Кажется, все началось с того, что я завел кота. Нет, а с чего же еще могла начаться эта кошачья история? Кошачьих историй без котов или кошек не бывает. Знаете, когда человеку становится одиноко и тоскливо, или он хочет принести уют в семью, он заводит себе домашнего друга. Иногда им может оказаться самодовольный попугай, выучивший несколько слов, которыми он пользуется, чтобы уязвить хозяина. Попугай разговаривает, когда хочется ему, ему, граждане-читатели, наплевать на интересы хозяина, особенно если вы установите в его клетке маленькое круглое зеркало. Перед этим зеркалом попугай крутится все свободное время, придирчиво разглядывая себя, поправляя перья на груди и в хвосте. Даже неискушенному зрителю ясно, что себе попугай нравится, а для хозяина остается время, когда попугай не требует еды или после сытного обеда, когда разомлевший от сытости попугай склонен пофилософствовать по вопросам окружающего мира и своего места в нем.
