Книга Трансчеловек - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чувствовал жадное внимание всех сотрудников института, атакже настороженное внимание других зачеловеков, эти постоянно сканируют моймозг в поисках хоть малейшей жажды овладеть абсолютной властью и статьвластелином мира…
Дурачье, мелькнула мысль. Все, чего я добиваюсь, ради чего явообще решил добиться бессмертия, это – Каролина. Это и есть моя наивысшаяцель…
Острая боль на миг пронзила тело, странная боль. Я не сразусообразил, что это ощущения на внутриядерном уровне, что я уже почти поставилсиловые реакции под контроль, а теперь осталось только сделать ихавтоматическими.
«Получается», – послал я мысленный импульс всем, ктонаблюдает за мной через толстый силовой пузырь. Я попытался посмотреть ихглазами, но по эту сторону длится жуткий термоядерный взрыв, эквивалентный статысячам мегатонных бомб, я в эпицентре, жадно поглощаю энергию, уже запустилсвою собственную термоядерную реакцию, и как только все поставлю под полныйконтроль, то внешний термоядерный взрыв погашу так же легко, как если бы задулкопеечную свечу.
Я чувствовал, с каким жадным нетерпением и тревогой все ждутзавершения труднейшей процедуры, но жаднее всех ждал, понятно, я,прислушивался, проверял реакции своих чувств, наконец взял под контроль все ещедлящийся термоядерный взрыв… сжал его мысленно в кулаке, и под силовым куполоммгновенно стало тихо и пусто, если не считать мое тело в кресле.
– Все получилось, – сказал я громко. – Получилось…А вы чего ожидали?
Я вздохнул, сосредоточился, в сознании всплыла одна точка наземном шаре. Я шагнул… и воздух пахнул полевыми цветами, в полусотне шаговогромная стена мрачного здания из бетона, впечатление заброшенности, под ногамискачут кузнечики, из земли торчат ржавые куски троса, погнутый рельс.
– Каролина, – шепнул я, – уже скоро. Я люблю тебя.
Взглянул в синее небо, сделал шаг, через мгновение навстречупонесся бледный диск спутника Земли, расширился, превратился в горб. Яинстинктивно подогнул ноги, подошвы ударились о рыхлую почву, похожую на пемзу.Оглянулся, высоко в небе сверкает дивным светом Земля, наполовину окутаннаяоблаками, вся в голубом, яркая и нарядная.
Я засмеялся, шагнул обратно и очутился в большом зале.Кондрашов, Пескарькин и остальные сотрудники из высшего звена смотрят сожиданием и тревогой.
– Все хорошо, – сказал я счастливо. – Ребята, выможете выждать, пока пройду все тесты, но вот жопой чувствую, что всеблагополучно. Не думаю, что я взорвусь, у нас, по расчетам, все настолькоустойчиво, что даже самоубийством теперь покончить будет трудно. Можно, но потрудитьсяпридется! Кондрашов, ты можешь рискнуть… а ты, Пескарькин, останься.
Пескарькин обиделся:
– Почему я? Пусть останется он. Как контрольный экземпляр.Его и кормить не стоит для чистоты эксперимента.
– Меня нельзя не кормить, – откликнулся Кондрашовсчастливо. – Я становлюсь сварливым. А ты всегда добрый.
Я взглянул наверх, теперь для меня никакая крыша непрепятствие, однако пьянящее чувство всемогущества исчезло, как облачко пара.Там звездное небо, только планетное пространство просто неимоверно, по одномуЮпитеру планета Земля каталась бы, как теннисный мячик по огромному стадиону! Аза Юпитером еще Сатурн, Нептун, Уран, Плутон… Все это вертится вокруг звезды,которую мы называем Солнцем, но дальше звездная бездна, от попыток охватить еемыслью спирает дыхание и начинает останавливаться сердце… Только в нашейгалактике сто миллиардов звезд, только в видимой части Вселенной – стомиллиардов галактик!
Сколько еще нам развиваться, сколько карабкаться, и какая бысингулярность ни взметнула человечество, у нас всегда найдется чем заняться.
Корабли, корабли, корабли: круглые, ромбовидные, квадратные,составленных из сфер и шаров, самой причудливой формы, но все чудовищно мощные,в сверхпрочной титановой броне, ощетинившиеся тысячами пушек, прощупывающие всевокруг злобно прищуренными щелями локаторов. Часть кораблей барражирует надпланетой, часть выдвинулась на дальние рубежи, что означает орбиту Плутона, атак как Плутон тоже «наш», то территориальные воды вокруг нашей Солнечнойсистемы тоже считаются неприкосновенными, и потому любой, ступивший в зону ихдействия, считается врагом и подлежит немедленному уничтожению. «Нашей» зоной«простые» договорились считать пространство за орбитой Плутона на полторапарсека.
Мы в эти детские игры не вмешивались, пусть играют, нам-тохорошо известно, что вся наша галактика необитаема, это уже проверено, да и всявселенная, похоже, пуста. Никто и нигде не подает признаков жизни вообще, а проразумную и говорить смешно.
Часть могучих машин, огромных, как горы, тупо и медленно ползутпо поверхности Марса, перестраивая его структуру в нечто подходящее для жизни«простых». От использования наномашин «простые» решительно отказались, ладно,настаивать не будем. А с этими машинами почему не помочь, у нас бывают минутысвободного времени, когда хочется отдохнуть и позабавиться либо со щенками,либо с синичками, либо с «простыми».
Кондрашов как-то ехидно сказал мне:
– Ну-ну, а кто говорил мне, что космических кораблей небудет?
Я сказал с неловкостью:
– Я говорил. Извини, ошибся… Хотя, конечно, я имел в видунас. Мы-то не пользуемся?
– То мы, – сказал он весело, – а то «простые». Каквидишь, не все ушли в виртуальные миры!.. Нашлась какая-то часть, что все ещеживет реалом.
Я сдвинул плечами.
– По мне, это тоже виртуал, только реальный.
– Ого, завернул!
– Извини, если недостаточно ясно. Они могли бы статьзачеловеками или хотя бы трансами, но они предпочитают… это, а по мне так это иесть игра. Пусть не виртуальная, но игра.
Я заметил, как он смотрит на эти космические армады, как я вдетстве смотрел на дерущихся муравьев. После дождя обычно черные выходили наповерхность и спешно расширяли территорию. Обычно дрались с такими же черными,тетрамориумами, как узнал потом, но иногда устраивали набеги и на колониирыжих, что жили у самого забора.
Дрались ожесточенно, убивали деловито и сосредоточенно,разоряли чужие гнезда и уносили куколок, а я попеременно болел то за одних, тоза других, пока мама не звала обедать, а потом делать уроки.
И вот эти звездолеты… Нет, муравьи интереснее. Да и разрыв вразвитии между мной и муравьями был намного меньше, чем между нами нынешними итеми в звездолетах.
Получил сигнал от J, когда-то он был профессором Уваровым,но после того, как стал трансчеловеком, сменил имя на символы изтактильно-запаховых знаков, теперь же, будучи зачеловеком, взял себе вот такоестранное имя. Он считает, что как язычники при переходе в христианствопринимали другое имя или сами христиане, уходя в монастырь, брали иноепрозвище, так и он, меняясь, всякий раз должен называться по-другому.