Книга Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты - Анна и Сергей Литвиновы

Михаил Вячеславович, произнесши все это, подосадовал: на самого себя. «Зря я, наверно, толстяку все подряд выбалтываю». А причина его откровенности заключалась в том, что Валерий Петрович настолько уютно сидел, раскинувшись, в кресле, с такой искренней заинтересованностью расспрашивал, что волей-неволей сам собой развязывался язык.

– Понятненько, – проговорил полковник. – А не могли бы вы, Михаил Вячеславович, выполнить одну мою просьбочку?

– Смотря какую.

– Простенькую. Узнайте, пожалуйста, у себя в кадрах данные по Людмиле Фейгиной. Ее домашний адрес хотя бы. А главное, выясните: кто ее муж? Имя его, фамилия, где работает, где проживает.

– Думаете, муж мог замочить Конышева? Из ревности?

– В жизни все бывает, – неопределенно пожал плечами полковник.

– А вы что, сами узнать адрес Фейгиной не можете? – с иронией спросил Инков. – Вы же вроде в органах работали…

– Все я могу узнать, – пожал плечами Ходасевич. – Но, во-первых, у меня сейчас есть и другие дела. Более срочные. А во-вторых, вы с моей просьбой справитесь быстрее меня. Ну что – договорились?

– Да, – буркнул Инков и встал, Ходасевич его не удерживал.

– Вы хотя бы окно открыли, – мстительно сказал Инков на прощание (не мог простить полковнику – а главное, себе, – что тот настолько легко одержал над ним верх в разговоре). – А то прокурили весь кабинет вашей болгарской дрянью.

Инков демонстративно поморщился и помахал у себя перед носом рукой.

– Михаил Вячеславович, – обезоруживающе улыбнулся Ходасевич, – не в службу, а в дружбу, ведь вы уже встали: откройте, а?

Инков чертыхнулся про себя – вот нарвался! – но почему-то не смог отказать полковнику. Была в Ходасевиче скрытая, но мощная воля и властность – почище даже, чем в покойном друге Конышеве. Инков покорно обогнул стол и распахнул окно.

– Дышите! – буркнул он.

– Вот спасибо вам! – радушно, но рассеянно откликнулся полковник, склоняясь над своим блокнотом.

А Инков, выходя из комнаты, мысленно – но только мысленно – послал полковника на три буквы.

Глава 10

25 июля, воскресенье.

Ранний вечер.

Подмосковье, поселок Теляево.

Вика

Вика резала лук для жаркого и плакала – окунала нож в воду, утирала слезы тыльной стороной ладони, а слезы сами текли и текли, и тут она вдруг подумала, что ведь никто – ни один человек – не оплакал по-настоящему ее Хозяина. На похоронах, конечно, поблескивали слезы на глазах у мачехи и у Дениса, но по-настоящему, чтобы в голос, с рыданиями, – никто не плакал. Постояли над могилой, слова разные поговорили – и скорей домой, наследство делить. И от этой мысли Вике стало вдруг так жалко Хозяина и себя, что она заревела уже не от лука, а по-настоящему.

Вика отошла в угол, спряталась за холодильник, и все рыдала, и рыдала, и вытирала слезы бумажными полотенцами, а когда слезы вдруг кончились, на душе у нее стало гораздо легче, а жалость к Хозяину и к себе превратилась в светлую грусть, как будто он просто уехал и они расстались ненадолго, но скоро встретятся. И тогда она пошла к кухонному крану и хорошенько умылась, а потом вытерлась еще одним бумажным полотенцем и с легким сердцем бросила лук на сковороду, в подсолнечное масло – оно зашипело и застрелялось, и Вика прикрыла лук крышкой. Вот мачеха настоящих слез для Хозяина не нашла, вдруг злорадно подумала Вика, ее Бог и покарал самым сильным наказанием – смертью.

Вика вернулась к столу, принялась разделывать мясо, отделять пленочки и жиринки, а ей в этот момент вспомнилась их последняя с Хозяином поездка – самая долгая, самая интересная, самая необычная. Будто он предчувствовал что-то и хотел, чтобы она запомнила его перед смертью с самой хорошей стороны: такого представительного, мудрого и обаятельного. И откровенного, и виноватого. Случилась поездка недавно, в мае, – уже после того, как Хозяин намертво поругался с мачехой, и три дня спустя, как пьяная Тамара открыла Вике тайну ее происхождения.

Все эти три дня в мае Вика была сама не своя, все думала о том, что рассказала ей хозяйка, и плакала, и рассматривала себя в зеркале, отыскивая в себе черты Хозяина, оказавшегося ее отцом, и хотела поговорить с ним, и боялась, и обмирала, когда видела его. А ночью ворочалась и думала: неужели и правда он – ее отец? И как у них все было с матерью? И как он жил один, без нее? И почему он вдруг ее отыскал? Неужели он разыскивал ее всю жизнь? А может быть, вовсе не искал и встреча их получилась совершенно случайной?..

Все эти вопросы – тогда, в мае, – мучили Вику, как чесотка, и она ворочалась до утра, не в силах придумать на них ответов, и клялась себе, что завтра же обо всем спросит у Хозяина. Но наступало завтра, и она снова встречала его… Но когда он завтракал, был таким сосредоточенным, а приходил с работы настолько сердитым и усталым, что Вика не могла заставить себя спрашивать его о чем-то.

А в пятницу на той самой неделе, когда Тамара открыла Вике тайну, Хозяин вдруг вернулся домой довольным и веселым, словно у него в жизни случилось что-то хорошее. Тамара при его появлении, как всегда в последнее время, скрылась в своей комнате. Борис Андреевич в одиночку с удовольствием покушал и выпил несколько бокалов виски. А потом, раздобревший, расслабленный, позвал из кухни Вику и сказал:

– Давай, собирайся. Завтра поедем.

– Куда?

– К тебе, в твою деревню.

У нее задрожали губы.

– Вы меня хотите отдать обратно?

Он на минуту опешил, а потом понял и захохотал:

– Тебя?! Отдать?! С чего ты решила?!

– А что вы тогда там, в моем Барыкине, забыли?

– Просто мы с тобой едем отдыхать. Только вдвоем. На уик-энд. Помнишь, ты рассказывала: в ваших местах и рыбалка хорошая, и охота, и соловьи поют. У твоей бабули ведь для меня найдется местечко?

– Ну, – недоверчиво кивнула она.

– Тогда – собирай пожитки, готовь нам пищу в дорогу и ставь на пять утра будильник. Завтра, как рассветет, поедем.

И опять она той ночью не могла уснуть, несмотря на то что вставать чуть свет. Лежала и все думала: не может быть, чтобы это было простым совпадением. Она узнала, что она его дочь, – и тут же Хозяин зовет ее в длинную поездку вместе, на ее родину. Ведь никогда она не уезжала с ним далеко и надолго. Это было неспроста, но Вика не могла понять, почему. Может быть, Хозяин хочет всему поселку объявить, что она – его дочь и он ее официально удочеряет? Да нет, это чушь! Но все равно Вике представлялись картинки одна слаще другой: вот она стоит на сцене клуба, и весь зал забит битком, и на нее направлены прожекторы, и невидимый громовой голос объявляет: «А сейчас перед нами выступит заслуженная артистка России Виктория Борисовна Конышева!» И зал взрывается бешеными аплодисментами – и тут оказывается, что это и не клуб вовсе, а Кремлевский дворец съездов – народу так много, что, куда ни посмотри, всюду блестят глаза, а потом вдруг получается, что она на сцене – вся голая, и ей становится очень стыдно…И тут начинает пищать что-то в оркестре – и она дергается, и оказывается, что она спала и видела все во сне, а пищал ей будильник на тумбочке, а на улице еще серым-серо, но надо вставать и собираться в дорогу…